Время - духа
Место - победы
Человек – тот, кто служит
Фенрир сразу нашел цепь следов, которые оставила Осенняя Ведьма. Тэрения уезжала через Северный мост, и Ортеге казалось, что он сам чувствует ее запах. Ровен был оживлен и весел, теперь воспринимая происходящее просто как забавное приключение. Он все время норовил обогнать мчащегося впереди Фенрира, от чего волк ужасно раздражался, и начинал рычать. Ортега же, после нескольких часов скачки, почувствовал себя совершенно разбитым, и еле держался в седле. Зоркий Фенрир сразу заметил это, но ничего не сказал, насмешливо ожидая, пока советник сам попросит остановиться.
Быстро темнело, но, пока они ехали по утоптанной дороге, отсутствие света не мешало. Однако, как только Фенрир свернул в лес, Ортега понял, что уже не справляется с конем, и даже предательски начерченные на уздечке Уруз и Райдо, уже не помогали. Осталось лишь бесстрашно признать свою слабость, и он натянул поводья:
- Фенрир! Мы останавливаемся!
На морде у волка отчетливо читалось разочарование. Он протрусил к Ортеге, и стянул зубами свой грязный плащ, привязанный к седлу. Лошадь дернулась, и плащ упал прямо на зверя. Через мгновение сутулый волосатый человек небрежно поправлял коричневый капюшон.
Ровен, не отрываясь, расширенными глазами наблюдал за превращением. Ортеге захотелось одновременно смеяться и плакать: в Авероне Мастера рун делали невероятные вещи, которые оставляли Ровена совершенно равнодушным, а незамысловатое превращение оборотня привело его в восторг.
- А без плаща ты можешь превратиться? – Ровен осторожно пощупал грубую ткань.
- Могу, - сухо ответил волк, и повернулся к Ортеге, - костер разводить будем?
- Конечно, - Ортега спешился. – Хочется горячего чая. Ты голоден?
- А я думал, что Мастера рун могут обойтись без огня в самый лютый мороз, - ехидно бросил волк, проигнорировав вопрос.
Ровен с любопытством оглянулся на советника.
- Могут, - спокойно ответил советник. – Но зачем?
Фенрир тихо зарычал.
- Чтобы не искать валежник, - пояснил Ровен.
- Значит, все упирается только в твою лень? – уточнил Ортега.
Принц, почувствовав себя виноватым, без единого слова стал собирать в кучу сухие ветки. Ортега тихо улыбнулся, и начал возиться с палаткой. Волк, поплотнее закутавшись в плащ, и опираясь о ствол дерева, с интересом наблюдал за действиями советника.
- Ты ужасно много времени потратил во дворце, – приговорил он, когда палатка была поставлена, и советник отошел на шаг, полюбоваться своим творением.
- Я так не думаю, - покачал головой советник.
- Конечно, так и есть, - невозмутимо продолжил зверь. – Ты бы мог путешествовать со мной, повидал бы и Мост Мечей, и Серебряные рудники, и владения Горного Короля. А еще – горы, рассветы и закаты, водопады и лес. Мы могли бы даже отправиться с тобой за море – к фоморлам. В конце концов, ты бы увидел свою Дейдру.
Ортега замер.
- Мне просто все это не нужно, Фенрир.
- Ты бы смог испытать себя, и узнать, чего ты стоишь.
Советник усмехнулся.
- Я и так знаю, чего я стою. Что же касается испытаний… Полагаешь, во дворце мне их было мало?
- Полагаю, что мало, - невозмутимо отозвался зверь, подходя к огню. – Иначе ты бы так не устал сейчас.
Ортега вздохнул – объяснять что-либо упрямому волку не имело никакого смысла. Ровен, внимательно слушающий всю перепалку, внимательно посмотрел на Фенрира:
- Хочешь сказать, что это и есть самая настоящая, лучшая жизнь? Легкое движение через все дороги?
- Через все дороги - по своей, - задумчиво отозвался советник. – Просто Фенрир полагает, что он видит не только свой путь, но и мой.
Волк, вгрызающийся в кусок мяса, опять зарычал:
- Представь на мгновение, что я – прав, а ты – ошибаешься.
Принц, старающийся согреть руки о горячую чашку, задумался:
- Правда, Ортега, может, так было бы лучше? Ты бы стал свободным, мог бы идти куда хочешь…
- Но, я и так свободен. Я в любой момент мог уйти туда, куда хочу, что я и сделал, в конечном итоге.
- Нет, - Ровен покачал головой. – Если бы отец не умер, ты бы не ушел. Если бы не мой побег, ты бы остался во дворце, служить новому королю. Ты и сейчас со мной вовсе не потому, что спасаешь свою жизнь, - вдруг неожиданно тихо проговорил принц.
- А почему? – Ортега смотрел в огонь.
- Потому что ты служишь. Служишь мне. И ты опять не свободен.
- Нет, - коротко ответил советник.
Фенрир фыркнул.
- Еще скажи, что я ничего не понимаю, - в голосе принца мелькнула обида.
Ортега перевел взгляд.
- Понимаешь. Но, не то, и не все. Объяснять тебе я не буду. Придет время, и ты сам все поймешь.
- Но будет поздно, - почти неслышно пробормотал волк.
- Время не имеет власти на дороге духа! – резко бросил советник.
- Да! Потому что дошедшие его растратили, и понимание всегда приходит слишком поздно! – рявкнул Фенрир.
Стало тихо. Хозяин и зверь напряженно смотрели друг на друга. Рука Ровена дрогнула, кипяток плеснул на пальцы, но он даже не заметил.
- Оставь, Фенрир, - очень ровно проговорил советник. – У тебя свой путь, а у меня свой. Просто так случилось, что дороги пересеклись. Но они точно также разойдутся в разные стороны.
- Да! – прорычал Фенрир, - потому что ты, Ортега, – трус. Ты предпочел служить и покоряться, вместо того, чтобы быть свободным, и самому держать бой. Ты променял всю Вселенную на узкую дорогу между дворцом и собственным домом.
Советник опустил голову.
- Ну что же, - медленно сказал он, - а ты, Фенрир, сделал из своей жизни вечное движение ради самого движения. Идеально бесцельное существование – ты никому ничего не должен, и никто ничего не должен тебе. Ты так защищал свое сердце от покушений, что больше никто и не станет на него покушаться. Не признавая того, что выше тебя, ты упиваешься своими величием и независимостью, делая вид, что не знаешь, насколько хрупкой может быть эта опора.
Зверь, не говоря ни слова, встал, и побрел в лес. Ортега, словно и не заметив, продолжал смотреть на огонь. Ровен, проводив Фенрира взглядом, потянул советника за рукав:
- Он что, обиделся?
- Скажи, Ровен, ты действительно полагаешь, что было бы лучше, если бы я не служил твоему отцу, и не был твоим воспитателем?
- Нет. Конечно, нет, - быстро ответил принц. – Я не представляю, кто может быть лучше тебя. Ты был лучшим другом моего отца. Ты мой лучший друг. Я доверяю тебе больше всех на свете. У меня даже в голове не помещается, что на твоем месте мог быть кто-то другой.
Ортега кивнул.
- И как же после этого ты можешь говорить, что было бы лучше, если бы я не служил, а вел такую же жизнь, как Фенрир?
Ровен запнулся:
- Ну… я полагаю… возможно… это было бы лучше для тебя. Не тратить свою жизнь на нас…
- Значит, ты полагаешь, что я не любил твоего отца, и не люблю тебя, и, служа вам, я просто растратил свою жизнь?
Принц растерялся. Ортега провел кончиками пальцев по седой пряди:
- Это совсем разные дороги, и, в то же время, неразрывно связанные, повторяющие друг друга, как в зеркале. Фенрир шел по дороге свободы. Мой путь – путь служения. Каждый ищет замок к своему ключу.
- Только два пути, или их бесконечное количество, и каждый ищет свой?
Ортега опустил голову.
- Пути – три. Но каждый все равно ищет свой.
- И какой же третий? – напряженно спросил Ровен.
- Любви, - и Ортега на мгновение закрыл глаза.
И сердце принца сжалось.
- Ты никогда не рассказывал мне о таких вещах.
- Рассказывал, - Ортега вздохнул. – И писал. Ты просто ничего не хотел слушать и ничего не хотел читать.
- Неправда! – вскинулся Ровен. – Ты все время говорил только о рунах, а твоя книга невыносима скучна – она написана о том, чего нет в мире.
- Нет, Ровен, - мягко покачал головой советник. – Книга и написана об этих трех дорогах, но ты даже не удосужился открыть ее. Руны – это просто костыль. Но, прежде чем обходиться без них, следует научиться обходиться с ними. Чтобы ты заинтересовался всем этим, нужно было толкнуть тебя в спину. Там, во дворце, все было слишком благополучно. Вопросы начинаются, когда прежняя жизнь закончилась.
Принц слушал, опустив голову.
- Я совсем безнадежен?
- То, чем ты стал – результат того, о чем ты думал. То, что ты думаешь сейчас, сделает тебя таким, каким ты будешь завтра. Я уже говорил – на пути духа время не имеет значения. Нам пора спать – завтра предстоит тяжелый путь.
- А Фенрир? – Ровен тревожно оглянулся.
Ортега засмеялся:
- Я же сказал – дороги неразрывно связаны, и повторяют друг друга как в зеркале. Он вернется.
- Чтобы служить?
- Если он не вернется, он перестанет быть свободным, а он слишком дорожит своим путем.
Принц задумался, и хотел спросить еще что-то, но советник покачал головой, показывая, что больше говорить не будет.
Ортега сидел у огня, прислушивался к коням, и смотрел на золотые искры. Ровен ворочался в палатке, безнадежно стараясь лечь поудобней, а Фенрир так и не появился. Советнику давно нужно было заснуть, но он даже не смог заставить себя встать: им владело странное оцепенение, словно тяжелый груз на плечах не давал пошевелиться. И все дороги открыты, и путь легок, и ты знаешь, что прав, почему же все так тяжело? И решение давно принято, но что-то не отпускает, словно сам держишь в кулаке собственное сердце.
И дело было не только в словах Фенрира о потерянном мире. Он чувствовал усталость от того, что все, построенное и сбереженное за столько лет, больше не имеет смысла. Дворец, король и служба – все можно откинуть, как мертвую кожу, и от этого больно. Хранить столько лет, и отказаться – во имя надежды, во имя другого, ради чужой игры и странных правил. И, конечно, он знал, ожидал, что все так будет, но почему-то это оказалось таким сложным. Он думал, что давно готов к осуществлению предначертанного, но начало пути раздавило его – и физически, и духовно. Осталось только чувство полного опустошения и растерянности.
Упрямый и своевольный Фенрир, избалованный Ровен, жесткий Виллард, и сумасшедшая ведьма. Он так мечтал, ждал, кажется, всю жизнь готовился сыграть эту великую игру, но, сейчас, он потерян и испуган, посреди безумного мира, с которым нужно справляться, и безумных людей, которыми нужно управлять. И когда Ортега думал о том, что завтра, и еще много дней, ему придется полностью полагаться на волка, и отвечать на вопросы Ровена, ему хотелось закрыть глаза, и больше их не открывать.
Самым ужасным было понимание, что, в таком состоянии духа, конечно, он не может продолжать путь. Дорога ведь даже еще не началась, это лишь первые шаги, проба сил, которых, как оказалось, нет – именно у него, Хозяина, того, кто должен держать на своих плечах Вселенную, и ходить так, чтобы трава не дрожала. А он не знал, где брать эти силы, и единственное, на что оставалось рассчитывать, - лишь время, спасительное время. Время, которого тоже нет.
Ортега так и не заснул в ту ночь.
Едва начало светать, примчался Фенрир, и замер, как изваяние из черного камня, глядя на Ортегу, отделенного от него костром.
- Думаешь, я ошибаюсь? – без предисловия начал он.
Хозяину потребовалось усилие, чтобы шевельнуться.
- Я не знаю. Я знаю, что каждый должен идти своим путем. Поиск своего места во Вселенной – самая трудная задача. Труднее этой задачи только ее решение – чтобы выжить в этом мире, следует существовать в другой реальности – только тогда сердце можно сохранить в неподвижности.
Фенрир зарычал:
- Что хорошего в неподвижности сердца? Мир прекрасен здесь и сейчас. Воля – единственное, что делает его осмысленным.
- Этот спор не имеет смысла, Фенрир. Каждый из нас живет так, как полагает нужным. Мы ничего не сможем доказать друг другу.
Одним прыжком волк перемахнул через костер, и оказался у ног Ортеги.
- Я могу доказать! – прорычал он.
Из палатки показалась взъерошенная голова принца. Тревожно переводя взгляд с человека на зверя, он начал выбираться из своего укрытия.
Ортега выпрямился.
- Докажи!
Волк молча направился в чащу по собственным следам. Ортега, взглядом приказав Ровену оставаться на месте, быстро последовал за оборотнем. Принц вздохнул, подвинулся поближе к огню, и начал неуклюже подбрасывать ветки, стараясь поскорее вскипятить воду в котелке.
Зверь двигался очень легко, но все время оглядывался, проверяя, не отстал ли попутчик. Ортеге было тяжело идти по рыхлому снегу, и он, глубоко сосредоточившись, бросил все силы и умения на то, чтобы толкнуть себя и выскользнуть в приоткрытую дверь мира. Движение было столь сильным, что ему пришлось остановиться, а вокруг начал с шипением таять снег. Фенрир, замерев в полусотне метров, не мигая, смотрел, как дрожат кончики пальцев Хозяина, и по лицу стекают крупные капли пота. Напряжение было таким, что, казалось, любой звук может порвать ткань реальности, и бытие обвалится само в себя.
А потом, мир словно вывернулся, и вдруг стало невероятно легко. Фенрир отвернулся, и совершенно неожиданно, Хозяин оказался рядом с ним, сделав даже не шаг – просто чуть шевельнувшись. Волк со всех ног кинулся в лес – Ортега не отставал, и не оставлял следов. Это был какой-то сумасшедший бег – очень быстрый, тихий, и словно не настоящий – лицо Хозяина было спокойным и сосредоточенным, дыхание – ровным, а шаги – легкими. Фенрир, по сравнению с ним, казался больным и неуклюжим, и уже через полчаса начал отставать. А еще через час он безмолвно указал, что дорога закончена.
Ортега увидел просвет за деревьями, и остановился, опираясь спиной о ствол громадного дуба. Еще несколько минут он медленно возвращался в реальность, и ждал, пока к нему подойдет уставший волк с языком, похожим на красную тряпку.
- Я уже и забыл о том, какой ты, - тихо проговорил зверь, укладываясь в ноги Хозяину, и пытаясь отдышаться.
Ортега устало покачал головой:
- Это не то, какой я. Это то, что я умею. Но, я был бы тем, кто я сейчас, даже если бы не умел этого.
Зверь явно слишком устал, чтобы спорить. Очень медленно он поднялся на лапы, и встряхнулся.
- Кто живет здесь? – Ортега, осторожно выглядывая из-за дерева, прислушивался к еле слышным голосам, которые доносил ветер.
- Это те, кто следуют за зимой, - хмуро ответил волк. – Ты о них слышал?
- Зимний народец? Никогда не замерзающий, и живущий на снегу? Я думал, что это – легенда. Разве они могут быть доказательством пути?
- Они – нет, - Фенрир разминал лапы. - Я хочу показать тебе кое-что, принадлежащее им. Постарайся двигаться медленно, и ни в коем случае не верти головой. Иди так, словно их – нет.
Зверь вышел из-за деревьев. Ортега медленно последовал за ним.
Глазам его открылось странное зрелище – большая заснеженная поляна, вся заполненная маленькими, словно детскими, шалашами из снега. Посреди этого крохотного поселения возвышалась сверкающая на солнце льдина, к которой очень спокойно и решительно направился волк. С каждым его шагом из домиков выходили люди, и молча останавливались у дверей, провожая идущих пустыми глазами. Ортега, ступающий точно по следам зверя, старался не оглядываться, почти болезненно ощущая эти ледяные цепкие взгляды, и чувствуя нарастающую тревогу. Тишина была такая, что даже скрип снега под ногами казался оглушительным.
Когда они подошли к ледяной глыбе, у каждого шалаша уже стояло по нескольку человек, неотрывно смотрящих на незваных гостей. Ортеге они показались лишь похожими на людей: слишком низенькие, тоненькие, почти прозрачные, в странных белых одеждах, полностью скрывающих фигуру. Но он мгновенно забыл и о своем удивлении, и о тревоге, когда внимательно посмотрел на ледяную глыбу.
Он смотрел и смотрел, а потом повернулся к неподвижному зимнему народцу, но голос его оказался тихим и жалким, по сравнению с ледяным безмолвием, окружавшим это место.
- Откуда это у вас?
Они продолжали так же молча рассматривать его громадными бесцветными глазами без век. Ортега вплотную подошел к ледяной фигуре и провел кончиками пальцев по холодному лицу. Все было точно таким, как он запомнил – губы, щеки, лоб, подбородок, шея. Только глаза совсем другие: у Ольги, служащей руне Иса, были глубокие темно-серые глаза – как тучи, приносящие с собой снег. Теперь все стало льдом – живым воплощением руны, и таким же мертвым человеком.
- Ты хорошо знал ее? – Фенрир обошел вокруг статуи.
Ортега не ответил, продолжая скользить руками по ледяным чертам.
- И ты не думал, что она может сотворить с собой такое? – упрямо продолжил зверь.
- Что ты хочешь доказать мне? – Ортега приложил пальцы к губам, стараясь дыханием согреть руки.
- Вот перед тобой стою я, и я свободен, силен и здоров. А ты смотришь на свою подругу, которая превратилась в ледяную глыбу, и зимний народец таскает ее за собой, поклоняясь мертвому изображению. Чью правоту тебе легче признать?
- Я не знаю, как это произошло. Я не знаю, почему она это сделала, и я не знаю, чего она хотела. Как я могу судить?
- Легко, - хладнокровно отозвался волк. – Я – жив, а она – ледяная кукла. Ничто другое не имеет значение.
- Нет! Конечно, нет!
- Да! – властно отозвался волк. – Я – здесь, я помогаю тебе, и что бы ты без меня делал?
- Но, - медленно проговорил Ортега, поворачиваясь к зверю, - значит, ты признаешь правоту моего выбора пути служения! Ведь наш спор начинался этим?
В один прыжок Фенрир очутился у ног Хозяина:
- Неужели ты и в самом деле думал, что я настолько глуп, чтобы спорить с тобой, или сомневаться в твоей мудрости?
На какое-то мгновение между Ортегой и ледяной статуей невозможно было заметить разницу, а потом Хозяин одним быстрым движением схватил зверя поперек туловища, и чуть приподнял над землей.
- Как же тяжело с вами, волками!
Фенрир почти заурчал от удовольствия.
Ортега поставил его на снег, и расправил плечи.
- Спасибо. Это именно то, что я искал, и то, что было жизненно необходимо именно сейчас. Я опять твой должник, зверь.
Он обвел глазами неподвижных жителей снежных шалашей.
- Она любит запах сосновых веток, - и прикоснулся к ледяным губам.
Дорога назад была совсем другой.
Ровен, увидев довольного зверя, перевел тревожный взгляд на Хозяина, и удивился выражению сосредоточенности и, одновременно, облегчения, застывшему на лице.
- Вас так долго не было. Мы сегодня вообще куда-нибудь поедем?
- Думаю, - размеренно ответил Ортега, бросая взгляд на волка, - нет. Слишком о многом нужно подумать.
- Что-то случилось? – Ровен тщетно прятал тревогу.
- Да, - Ортега протянул руки к огню. – Я увидел человека, который строил свой путь в стороне от дорог судьбы. Она думала, что быть свободным – значит убивать в себе человеческое. Посмотрев на нее, теперь я точно знаю, что она ошиблась. Она перестала быть человеком, но ее свобода оказалась нелепой.
Фенрир поймал недоумевающий взгляд Ровена, и тихо фыркнул:
- Мы видели служащую руне Иса, которая стала ледяной статуей, и зимний народец поклоняется ей, как богине.
- Она сама этого хотела? – Ровен в изумлении повернулся к Хозяину.
- Она искала свободу, но, вместо этого, лишилась покоя. Впрочем, в своем поиске свободы, она и так не имела ни секунды покоя.
Принц придвинулся поближе к огню, и положил ноги на волка. Медленно смеркалось, и небо казалось фиолетовым. Лицо Ортеги было спокойным и грустным.
- А откуда ты ее знал? – Ровену надоело ждать, пока кто-нибудь прервет молчание.
- Я с ней учился.
- В Школе рун?
Ортега повернулся к принцу:
- Не мучай ни меня, ни себя. Если хочешь знать, просто попроси, чтобы я рассказал.
Ровен хмыкнул:
- Если бы ты рассказывал каждый раз, когда я прошу об этом, сейчас я бы не чувствовал себя таким глупым и никчемным.
- Клянусь, Ровен, я ни разу не говорил тебе «нет». Но каждый раз, когда я начинал говорить, ты поворачивался, и уходил. Ответь мне, что изменилось сейчас?
Принц отвел глаза.
- Теперь-то мне идти некуда, и потом, Ортега, ты ведь и сам знаешь. Все изменилось, все не так. Вещи, которые меня интересовали, теперь кажутся смешными, а вещи, которые мне были скучны, вдруг оказались жизненно важными. Ты еще раз ждешь от меня подтверждения твой мудрости и проницательности?
Ортега опустил голову, пряча улыбку.
- Хорошо. Тогда я буду рассказывать, и надеяться, что Хозяину леса понравятся мои истории.
- И что будет? – Ровен оглянулся.
- Возможно, завтра дорога будет легкой. Видишь ли, Хозяину леса очень скучно зимними вечерами, и он обожает слушать сказки. За это, например, ночью он засыпает лес снегом, и утром охотники видят на этом снегу следы зверей.
- Это не про нас, - Фенрир, дремлющий у огня, на секунду приоткрыл желтый глаз.
- Тогда мы попросим его о хорошей погоде и легких тропинках.
- И ты, действительно, в это веришь? – с разочарованием спросил принц.
Ортега опять улыбнулся.
- Это не имеет никакого значения. Я просто надеюсь, что завтра наш путь будет легче. Ради этого я могу рассказывать истории хоть всю ночь.
Фенрир зевнул, и устроился поудобнее. Ортега глубоко вздохнул, собираясь с мыслями:
- Ее звали Ольгой, и мы очень много времени проводили вместе. Она была самой невероятным магом Школы. Думаю, даже сейчас с ней никто не может сравниться…
Ортега сказал, и словно что-то толкнуло его в затылок. Тэрения! Вот на кого так была похожа Осенняя ведьма! Тэрения совсем по-другому выглядела, была мягкой и вежливой, и была лучшей выпускницей этого года. Ольга была холодной и жестокой, она училась хуже всех, просто потому, что не являлась на занятия и ничего не делала, но, они лихорадочно, невероятно похожи – внутренней силой, которая у Ольги была направлена на саморазрушение, а у Тэрении… а Тэрения украла скипетр.
- Ты любил ее? – Ровен неправильно истолковал паузу.
- Она не давала себя любить.
(Она - нет. А вот Тэрения – да).
Ортега смотрел на огонь, все глубже погружаясь в воспоминания.
- Она все время шла в противоположную сторону. Мы все старались приобрести, чему-то научиться, она же, наоборот, безостановочно растрачивала то, что имела. Но, запас ее сил и способностей был так огромен, что ей понадобилось очень много времени, чтобы уничтожить все, до конца.
- Зачем она это делала?
- Она считала, что все ее способности не имеют никакого смысла и ценности, по сравнению со Вселенной, и, конечно, все то, что было у нее, не сделало ее счастливей. Возможно, это форма гордыни, но, возможно, самое чистое восприятие реальности: без иллюзий. Она искала спасения в пустоте. Она нашла пустоту, но я не уверен, что она нашла спасение.
- Хочешь сказать, она была даже лучше тебя? – недоверчиво уточнил Ровен.
- Конечно! Если бы она не разбрасывала, а собирала, она бы превзошла всех живущих и живших.
Ровен поудобней устроился на спине спящего волка.
- Я все равно не смогу понять этого.
Ортега вздохнул:
- Видишь ли, некоторые люди получают такой прекрасный старт, им все дается настолько легко, что они не знают, что со всем этим делать. Обычный человек ходит в обычную школу, что-то у него получается лучше, что-то хуже. Он общается с обычными людьми, у него обычные желания, и жизнь, такая же, как и у всех обычных людей вокруг.
- Но ты ведь не такой. И в Школе все совсем другие.
- Да. Это те, кому повезло – повезло родиться с особыми способностями. Но заслуга их совсем в другом – они очень много работают. Чем легче им что-то дается, тем больше они работают – это и отличает Мастера от обычного человека. Но в этом и таится ужасная ловушка – нужно все время заставлять себя прилагать усилие, а не идти легким путем. Обычные люди почти все время прилагают усилие – им не нужно этому учиться. Они совершают невероятное количество ошибок, они очень часто идут против воли Вселенной, поэтому на них постоянно сваливаются беды, но именно это и заставляет их работать, исправлять эти промахи. Чем лучше Мастер, тем меньше он совершает ошибок, тем тоньше он чувствует реальность, и тем меньше работы он делает.
Ортега замолк, поймав растерянный взгляд принца.
- Но, ведь ты сам говоришь, что все время работаешь. И все настоящие Мастера работают. Значит, они тоже исправляют свои ошибки?
- Это совсем другая работа – внутренняя, и она никак не связана с внешним. Вот тебе пример: человек был невнимателен, его дом загорелся, он долго тушил его, потом долго строил, потом заполнял вещами. Это тяжелая работа, и он все время прилагал усилие. У Мастера никогда не загорится дом, ибо Мастер внимателен и чуток. Эти силы и время, которые обычный человек потратит на постройку нового дома, Мастер будет тратить на свои занятия с рунами, или лечение других людей, или концентрацию. Мастер должен сам, без всякого внешнего принуждения, толкать себя. Каждый будет чинить крышу, если она протекает, но кто станет делать новую, если ничего не протекает?
- Я тоже не понимаю, зачем делать, если ничего не протекает, - растеряно ответил Ровен.
- И незачем, - Ортега опустил голову, опять пряча улыбку. – Просто человек подобен костру – нужно постоянно поддерживать ровный огонь. Слишком маленький костер не будет греть. На слишком большом нельзя готовить. Каким бы ровным и прекрасным ни было пламя, если за ним не следить, оно или потухнет, или уничтожит все вокруг, и все равно потухнет. Большинство людей начинают следить за огнем, только если что-то случилось. Мастер – это тот, кто постоянно поддерживает ровное пламя в самом себе.
Ровен долго молчал, обдумывая услышанное. Фенрир тихо урчал, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком. Два коня дремали, привязанные к дереву.
- Значит, Ольга не захотела поддерживать пламя?
- Можно и так сказать. Она была умнее и талантливее всех, у нее был идеальный старт. Именно поэтому она так и не смогла заставить себя приложить усилие, но и жить обычной человеческой жизнью она тоже не смогла. Все, что ей оставалось – избавиться от того, чем она владела, чтобы ничто не мешало ей уйти. Она думала, что быть свободным – значит не прикладывать усилие. А оказалось, что не прикладывающий усилий – мертв. Ну, что же, она сама этого хотела.
- Я не понимаю, - после долгой паузы проговорил Ровен, - почему так трудно жить? Тем трудней, чем ты умнее, талантливее и способней. Ты же Хозяин, тебе должно быть проще всех, а получается наоборот.
- Нет, мой принц, все правильно. Все так и должно быть. Кто больше получил, тот и больше платит.
И Хозяин опустил голову, пряча предательскую слезу.
Все время кажется, что я мог что-то сделать, но, просто упустил время, был недостаточно настойчив. И, конечно, я знаю, что каждый сам выбирает свой путь, но, почему же, самые лучшие уходят так быстро? И, еще ужасней, почему самые лучшие так хотят уйти? И Тэрения сбежала. Мысль об осенней ведьме оказалась такой резкой, что Ортега вскинулся.
- Спать, Ровен, спать. Завтра придется наверстывать упущенное.
Фенрир многозначительно посмотрел на Хозяина, словно о чем-то догадался, но через мгновение только сладко зевнул и повернулся на другой бок.
Время – передышки
Место - легкости
Человек – тот, кто радуется
(руна перевернута)
Квентин, Весенний колдун, чувствующий себя в седле лучше, чем в мягком кресле, натянул поводья, и оглянулся на плетущихся далеко позади двух усталых всадников на белом коне.
- В чем проблема?
- Нет никакой проблемы, - уныло ответила ведьма. – Просто и мы, и эта упрямая скотина под нами, ужасно устали.
- Это вовсе не упрямая скотина, - обиженно отозвался Квентин.
- Говори за себя! – буркнул Вард прямо в ухо девушке.
- Если ты не устал, можешь продолжать путь. Посмотрю, как ты справишься с лошадью.
- Это конь! – в один голос поправили ее мужчины.
Ведьма натянула поводья, и спешилась.
- Я устала, голодна, и хочу спать. Пожалуйста, давайте остановимся на привал, - и она неловко начала отстегивать седельные сумки.
Квентин посмотрел на небо.
- Тогда имеет смысл сразу ставить палатку. Тэрри, костер и ужин за тобой, - и легко спрыгнул с коня.
Тэрения, разбирающая вещи, сделала вид, что не заметила, как тяжело и неуклюже почти сполз с коня Вард, и еще некоторое время стоял, стараясь отдышаться. Квентин двигался очень легко, но под глазами у него тоже пролегли мешки. Упрямцы и гордецы!
Разжигая костер, Тэрения раздумывала над странностями жизни. Кто сильнее: тот, кто не боится признаться в собственной слабости, или тот, кто будет стоять до конца, даже если это не имеет смысла? Усевшись как можно ближе к огню, Осенняя ведьма смотрела в полыхающее закатом небо, и с ужасом представляла, какой же завтра будет холод, и как она не любит зиму. Хорошо сейчас Ортеге в теплом доме! Он сидит в кресле, пьет крепкий кофе, и смотрит в окно. Она хотела подумать еще что-то – что-то очень уютное и приятное, но почувствовала резкий взгляд Варда, и встряхнула волосами, отгоняя мысли.
- Мы сегодня ужинать будем? – он тоже подсел к огню, и протянул озябшие руки.
Тэрении был неприятен и этот приказной тон, и раздражение на лице, но она только прикусила губу, и молча начала искать в сумках вяленое мясо.
- Тебе помочь? – Квентин, возящийся с конями, уловил тень на ее лице, подошел, и осторожно погладил девушку по спине.
Она только передернула плечами.
- Все в порядке.
Вард, насупившись, наблюдал за ее действиями. Квентин, расседлав коней, подсел рядом.
- Тяжело с непривычки? - приветливо проговорил он.
Ни ведьма, ни Вард не ответили. Квентин опустил голову.
- Завтра будет метель, - сказал он после паузы, и оглянулся, ожидая ответа.
Вард сидел так же неподвижно, лишь на лице его застыла гримаса презрения и недовольства. Тэрения, наконец, села у огня, и начала разливать чай по кружкам. Весенний колдун еле слышно вздохнул.
- Я думаю, следует продумать завтрашний маршрут, - негромко начал он, глядя на пламя.
- Во имя Рун, Квен, да замолчи, ты, наконец! – почти выкрикнула Тэрения.
Квентин вскинулся, уставился на ведьму, и поразился выражению отчаяния и растерянности, застывшими на ее лице.
- Избалованная девчонка! – с чувством глубокого удовлетворения проговорил Вард.
Весенний колдун перевел взгляд на Варда, после чего снова посмотрел на Тэрению.
- Тэрри, что с тобой?
- Ничего, - в голосе ее дрожали слезы.
- Я что-то сделал не так? Чем-то тебя обидел? Где-то ошибся?
Она покачала головой. В кружку, одна за одной, капали слезы.
- Известное дело! – язвительно буркнул Вард. – Наша крошка чувствует себя виноватой.
- Виноватой? – изумленно переспросил Квентин. – Но, Тэрри …
- Эта милашка сожгла мой дом, вынудила тебя поехать за ней, а теперь еще требует, чтобы ее утешали! – Вард усмехнулся. – Ну, что же, в чем-то, конечно, она гениальна.
Дрожащими руками Тэрения поставила кружку на землю. Квентин пристально смотрел на нее.
- Только не говори, что ты сожалеешь. Нужно быть дураком, чтобы верить хоть одному твоему слову! – холодно продолжил Вард.
- Перестань, - тихо попросил Квентин, продолжая смотреть на бледную ведьму.
- Еще немного, и она начнет сожалеть, что я не убил ее, - хмыкнул Вард.
- Некоторые вещи легко изменить, - бросил колдун. – Тэрри, ты просто устала. Иди спать.
- Прости меня, - еле слышно сказала она, ни на кого не глядя.
- И не вздумай! – Квентин обошел костер, и сел рядом. – Каждый сам выбирает свой путь. Если мы здесь – значит, каждый принял свое решение, и это решение никак не связано с тобой и твоей дорогой. Это с самого начала был выбор собственного пути.
- Ну да. Особенно, если учесть, что мой дом сожгли, - жестоко ввернул Вард.
- Ты мог отправиться в Аверон, - отрезал Квентин.
- Пешком? По пояс в снегу?
- И вместо этого ты предпочел поехать с незнакомыми колдунами в неизвестном направлении с неясной целью? – язвительно парировал служащий весенней руне.
Тыльной стороной ладони Тэрения вытерла слезу.
- Я так тебе благодарна.
- Ну что ты… – он отмахнулся. – Все уже решено. Нужно было поехать с тобой с самого начала – я бы уберег тебя от этого попутчика, - он кивнул на Варда.
Тот насупился. Тэрения встала.
- Я пойду спать? – неуверенно спросила она.
- Конечно! Хочешь, сделаю заговор на лучший сон?
- Нет, ну что ты, не нужно, - она слабо улыбнулась. - Я и так буду спать, как убитая.
Судя по выражению лица, Вард хотел что-то сказать, и ему больших усилий стоило сдержаться. Он проводил взглядом девушку, и снова насупился. Квентин подкинул в огонь веток. В небо ударил столб искр.
- Не стоило так стараться, - вдруг буркнул Вард. – Она все равно тебе не достанется.
- Что? – переспросил Квентин, и в ту же секунду понял, о чем говорит собеседник.
- Она любит другого.
- Кого? – и сразу осознал, что выдал себя.
Вард не ответил.
Квентин, подавив желание сотворить заклятие рунами, чтобы заставить упрямого попутчика говорить, обнял колени руками, и уставился на огонь. Лицо Варда в отблесках костра казалось загадочным, и каким-то очень знакомым. И фигура, и имя. Квентин, мысленно нарисовав руну Торн, сосредоточился, пытаясь вспомнить.
Из глубины памяти и сердца пламени начали приходить образы – смутные, но все такие же знакомые. Он, совершенно точно, помнил и слышал об этом человеке. Что-то неожиданное и странное, вне хорошего и плохого, произошедшее до того, как Квентин попал в школу. Этот человек, Вард, сам был в школе Аверона, конечно, учился там, но, не закончил. Он ушел оттуда, сказав совершенно безумную вещь – о том, что школа должна быть разрушена, потому что под фундаментом спрятано сокровище, а знание о рунах может быть доступно любому, ибо нет во Вселенной ничего проще. На самом деле, нет ничего сложнее рун, и не было под фундаментом никакого сокровища, это было ясно всем, кроме несчастного недоучки, который упорно стоял под стенами школы. И все это было бы смешно и нелепо, если бы не странное продолжение этой истории, которую рассказал Квентину благоволивший к нему библиотекарь: когда Галахад приказал найти наглеца, никто не смог обнаружить его следов. Даже тени. Ничего. И вот, сейчас, исчезнувший человек сидел перед Квентином, и не отбрасывал тени.
- Как случилось, что они не нашли тебя? – после долгих колебаний тихо спросил Квентин.
Лицо Варда перекосила злая усмешка:
- Они не там искали, - потом помолчал, глядя на Квентина, и добавил, - не думал, что кто-то еще помнит обо мне.
- Я помнил не о тебе. Я помнил об уходе. Никто никогда не смог уйти так, как ты.
Его собеседник покачал головой:
- Я и не уходил. Я просто никогда там не был. Аверон был лишь тенью реальности.
Так и не дождавшись продолжения, Квентин продолжил сам:
- Значит, твоя нынешняя жизнь была настоящей?
Вард вжал голову в плечи.
- Нет. Я хотел, но не сумел. Там, в Авероне, я что-то понял, что-то очень важное, что не помещается ни в какие слова. И с этого момента все начало мне мешать – и город, и школа, и люди, и руны. Это было тем, что заслоняло неподдельность. И я бросил все, что мог, я так старался освободиться, чтобы найти это истинное знание…
Весенний колдун опустил голову. Он уже знал окончание этой истории.
- И ты не знаешь, почему так случилось?
- У меня не хватило сил, - глухо ответил Вард. – Нет и не было в моей жизни ничего, ужасней этого. Я точно знал, что следует делать, как дышать, и куда смотреть. Но не смог. Не хватило воли, страсти, упорства, надежды, а, может быть, самого главного – веры. И я остался у ворот мира – даже зная, что меня ждет, и представляя, какой будет расплата – я все равно не смог.
- Но, ты ведь научился не оставлять следов и тени…
Вард с презрением повел плечами:
- Это не моя заслуга. Это получилось почти случайно, без малейшего усилия с моей стороны, до такой степени я хотел вырваться из этой реальности. И я почти ушел, но, оказалось, я не знаю, что мне делать в том, другом мире. И теперь я – человек, живущий в двух мирах. И ни в одном мне нет счастья, а от меня – пользы.
Квентин невидящими глазами смотрел в огонь. Вард тяжело встал, и направился к палатке.
- Ты бы мог все начать сначала! – окликнул его Весенний колдун.
- Разве что ты сможешь указать мне начало жизни, - насмешливо отозвался Вард. – Вернуться к сгоревшему дому? В Аверон? Сделать союзников из солнца и луны?
Квентин прикусил губу. Вард зло засмеялся, и полез в палатку к сладко сопевшей ведьме. Служащий руне Эваз встал, и подошел к вороному коню. Почесал за ушами, заглянул в умные темные глаза с золотистыми искорками, и, в конце концов, уткнулся лицом в теплую шею.
Проснувшись утром, Тэрения с удивлением обнаружила, что провела ночь, крепко обнимая Квентина, и положив голову ему на грудь. Раздумывая над тем, знает ли об этом сам Весенний колдун, она быстро вылезла из палатки, и, кутаясь в теплый плащ, осмотрелась. Светало, небо отсвечивало розовым, и было ужасно холодно – казалось, промерзший воздух хрустит на зубах. Пробурчав заклятье, девушка развела огонь, и начала готовить завтрак. После первой чашки кофе жизнь показалась немного прекрасней, и Тэрения сосредоточилась на дороге – следовало заранее решить, как и куда они поедут сегодня. Пока она выполняла свои обычные занятия по концентрации, вылез мрачный, как всегда Вард, и потребовал кофе. Тэрри, сосредоточенная на руне Торн, без единого слова, не глядя, налила кофе, после чего так же плавно вернулась в состояние полной погруженности. Вард начал то-то говорить о погоде и о поганом напитке в чашке. Она продолжала неподвижно смотреть на огонь, судорожно держа в уме Торн, и концентрируясь на вопросе.
Вард продолжал говорить, постепенно повышая голос. Дыхание Тэрении становилось все ровнее и спокойнее. Он замолчал. Она, замершая, напряженная, напоминала алмазную фигурку – хрупкую и неуничтожимую. Из палатки с шумом выбрался Квентин, и почти сразу понял, что происходит.
- Я так завидую ей, - он присел рядом с угрюмым Вардом. – В жизни не встречал человека, имеющего такую ошеломляющую способность к концентрации.
- Ты бы тоже мог добиться таких результатов, - сухо отозвался собеседник.
- Нет, - вздохнул Квентин. – Поэтому она и самая лучшая выпускница этого года. У нее есть способности, и есть воля. Ей не хватает только сил, но она их найдет, когда они действительно понадобятся. Впрочем, если учесть ее руну, дающую безупречное чувство момента, и берегущую от опасности, я не думаю, что она когда-нибудь попадет в такую ситуацию.
Мгновение Вард пристально смотрел на девушку.
- Она не попадет. Она сама, совершенно сознательно, возьмет на себя и опасность, и боль, чтобы уберечь тех, кого она любит, и кто, как ей кажется, нуждается в защите.
- Что ты видишь? – резко повернулся Квентин, хватая собеседника за руку.
- Ничего! – сварливо ответил тот, пытаясь высвободить рукав. – Я просто сказал!
- Но…
Тэрения медленно открыла глаза, и тряхнула волосами.
- Что-то случилось?
Квентин разжал руку, и вздохнул.
- Что ты узнала? – голос его прозвучал так мягко и спокойно, что Вард оглянулся.
- Нам повезло, - Тэрения массировала виски. - Холодно будет еще три дня, но впереди большая деревня. Можно будет переждать там.
- Большая деревня! – язвительно повторил Вард. – Уж повезло, так повезло!
Тэрри, в это время наливающая в чашку горячую воду, обожгла пальцы, и с раздражением глянула на Варда, однако, промолчала. Квентин начал складывать палатку. Вард, покрутившись некоторое время без дела, начал ему помогать. Когда все было запаковано, и костер потушен, Квентин отвязал лошадей, и помог Тэрении сесть на белоснежного коня; потом он подошел к Варду, и предложил своего коня. Однако, Вард покачал головой:
- Очень любезно, но я предпочитаю ехать с ней, - он кивнул на Осеннюю ведьму, с трудом удерживающую нетерпеливо гарцующего коня.
- Почему? – очень тихо спросил Квентин.
Вард опустил глаза:
- Раз пришедшие – остаются, - и направился к Тэрении.
Видение Осенней ведьмы оказалось безупречным: к вечеру, когда мороз усилился, впереди показались крыши домов и серебряная лента замерзшей реки.
Тэрения натянула поводья, придерживая коня.
- Что-то не так?
- Наверное, лучше спешиться, – неуверенно ответила она, с трудом сползая с лошади, и разминая затекшие руки.
Вард, тщетно скрывая, как сильно он устал, охотно последовал примеру девушки. Только Квентин крайне неохотно слез с коня, и еще несколько минут что-то шептал в шелковистое ухо. Вард, понаблюдав за этими нежностями несколько секунд, с сожалением покрутил у виска.
- Слышал я, что служащие руне Эваз обожают лошадей, но, чтобы это доходило до такого сумасшествия…
Тэрения только повела плечами:
- Ты еще не видел, как он их чистит!
Квентин с укоризной посмотрел на ведьму, и проследовал по еле видной тропке, ведя за собой вороного коня.
Деревня оказалась неожиданно большой – основательные дома, широкие улицы, и очень много людей на улицах, которые, при появлении путников, замахали руками и разразились радостными криками. Все вокруг было украшено елочными ветками и разноцветными фонариками. В воздухе пахло выпечкой, дымом и брагой. К Квентину, шедшему впереди, кинулись несколько крепких парней, и, подхватив его под руки, немедленно потянули в сторону небольшого дома с настежь распахнутой дверью, из которой валил густой дым. Все произошло так быстро и легко, что, кажется, Весенний колдун вообще не успел понять, что происходит.
- Тэрри , держи моего коня! – только и успел прокричать он, перед тем, как исчезнуть за дверью.
Вард в полном ошеломлении смотрел на хохочущих людей. Тэрения, крепко держащая под уздцы Поднебесного, наконец-то сориентировалась, и схватила за рукав пробегающую девушку в красном плаще:
- А что происходит?
Девушка посмотрела на ведьму сияющими глазами, и вдруг поцеловала ее в лоб:
- Это же главный праздник зимы – Противостояние. Сегодня самая длинная ночь, и в эту ночь мы должны показать зиме, что не боимся. Это ночь веселья и любви!
Тэрения изумленно вскинула брови:
- Сегодня все веселятся, - продолжила девушка, - и двери любого дома открыты. Чужаки редки у нас, но, то, что вы пришли именно в этот день, обещает нам мягкую зиму и щедрый год. Вам будут рады в любом жилище!
Ведьма и Вард обменялись растерянными взглядами.
- А куда отвели моего друга? – Тэрения кивнула на невысокое строение.
Девушка захохотала.
- В баню! Все парни сегодня должны быть чистыми!
- Почему? – поинтересовалась ведьма, чувствуя себя все более и более глупо.
- Потому что сегодня каждый будет выбран! – собеседница явно дивилась непонятливости гостьи.
Тэрения задумалась.
- А кто не хочет? – наконец выдала она результат своих умозаключений.
- Не хочет? – с некоторой растерянностью переспросила девушка. – Как это – не хочет? Это его могут не захотеть! Твой второй друг, - она кивнула на Варда, - слишком старый, поэтому его и не взяли в баню.
Судя по выражению лица, Вард тоже почувствовал себя крайне неуютно.
- А когда он оттуда выйдет? – она оглянулась на баню.
- Этот парень, он твой мужчина? – резко спросила девушка.
Тэрения замерла.
- Нет.
- Так какая тебе разница? Сегодня все веселятся, и ни о чем не думают. Ты увидишь его завтра! – и девушка быстро пошла по направлению к бане, у дверей которой хихикала стайка девушек.
Тэрения в растерянности повернулась к Варду.
- Думаешь, ему нужна помощь? – насмешливо отозвался тот на немой вопрос.
- Я думаю, он справится, - язвительно парировала ведьма. – Что будем делать мы?
Вард повертел головой, пытаясь разглядеть что-нибудь за шумящими и пританцовывающими людьми:
- Думаю, самым разумным было бы поискать дом на окраине, - наконец проговорил он. – Не все же выходят веселиться на улицы! Есть пожилые, разумные люди…
- Еще немного, и ты признаешь, что нет города, лучше Аверона, - отпустила шпильку ведьма.
Вард что-то пробурчал, и, таща за собой упирающегося белого коня, начал прокладывать дорогу сквозь веселящуюся и орущую толпу.
Проплутав еще около получаса, они вышли на окраину села. Здесь было темно и тихо, редкие дома казались пустыми, и только в самом крайнем доме с пристройкой горел робкий огонек. Тэрения, решительно всунув попутчику повод Поднебесного, ускорила шаги и негромко постучала в дверь.
- Открыто! – донеслось еле слышно.
Ведьма толкнула дверь, и, наученная горьким опытом, очень медленно и осторожно вошла. В большой, бедно обставленной комнате, лежал хмурый изможденный человек, укрытый облезлой медвежьей шкурой поверх нескольких одеял.
- Так и думал, что кто-то из чужаков пришел, - рот его скривился в улыбке. – Редко в наших краях бывают гости.
Тэрения, стоящая у двери, не шевелилась. Пальцы ее были сжаты в кулаки, голова чуть откинута, а ноздри трепетали. Через мгновение она вздрогнула, а потом высунула голову во двор:
- Вард! Ставь коней под навес, и скорее сюда!
- Кто ты такая? – в голосе лежащего прорезался испуг.
- Как давно это с тобой? – Тэрения начала стягивать покрывала с изможденного тела, и бросать их на пол.
- Что ты делаешь, немедленно перестань! Я должен быть укрытым, - худой рукой он старался ухватить край ужасно пахнущего одеяла.
- Ты гниешь заживо!
Вошел Вард, неторопливо стряхивающий снег.
- Что опять? – и остановился, втягивая воздух. - Клянусь рунами! Ну и вонь!
- Вард, эти одеяла, тащи их на улицу. Их нужно сжечь!
- Что с ним? – он подошел к постели больного, который, лишившись покрывал, начал мелко дрожать. Кожа его была покрыта ужасающими наростами, из некоторых сочился гной.
- В Авероне эту болезнь называли «дыханием дракона», - Тэрения сняла плащ, и начала мыть руки. – У тебя есть нож?
Вард быстро вышел с горой одеял, вернулся, протянул нож, и тревожно посмотрел на девушку.
- Ты занималась лечебной магией?
Лицо у нее было какое-то неподвижное.
- Нет. У меня нет к этому способностей. Я просто хочу выиграть время. Когда я вошла, Смерть уже была на пороге. Ты должен найти Квена – любыми силами, Вард, пожалуйста. Это вопрос жизни и смерти.
Он кивнул, и направился к двери. Тэрения взяла ведро, в которое капала вода из умывальника, выплеснула его содержимое прямо в окно, и обернулась к больному.
- Пожалуйста, только молчи!
- Ты опоздала, - он закашлялся. – Откуда ты?
- Вовсе нет. Ты еще жив. И, если будешь молчать, я постараюсь тебе помочь. Не трать силы. Чашка есть?
- На полочке, над умывальником.
Ведьма взяла чашку, налила воду, и начала сосредоточенно чертить руны – Эваз, Дагаз, Виниз. Закончив, она протянула чашку, безмолвно приказывая выпить. Больной, с трудом привстав, покорно выпил, и снова бессильно откинулся на подушку. Его начала бить дрожь. Тэрения подошла к изголовью кровати, и написала другую вязанку – Уруз, Кеназ и Беркана. Проговорив заклятье, девушка взяла нож, прокалила его на огне, и придвинула ведро.
- Пожалуйста, постарайся не кричать. Будет больно.
Его лицо опять перекосилось улыбкой.
- Думаешь, может быть больнее?
Ведьма молча вскрыла нарыв на предплечье, и лишь на мгновение прикрыла глаза, когда прямо ей в лицо брызнул зловонный гной.
Вард, выйдя из дома, кинулся на площадь. Вокруг смеялись и шутили люди, горели разноцветные фонарики, а ему казалось, что он до сих пор чувствует ужасный запах гниющего тела, которым пропитался дом на окраине. Он и понятия не имел, где искать Квентина, смутно подозревая, что Весенний колдун сейчас находится в объятиях какой-нибудь красотки. На площади, среди множества поющих и танцующих людей, Вард окончательно растерялся. Единственное, что пришло ему в голову – подойти к злополучной бане, и попытаться узнать, куда делся Квентин.
Однако, дверь была распахнута настежь, а внутри уже никого не было. Кто-то потянул его за руку, он оглянулся, и вздрогнул – перед ним стояла совсем юная девушка, прекрасная, как бутон розы. Она, не отнимая руки, подошла ближе, и он почувствовал нежные губы, мягко прикасающиеся к его щеке. Какое-то безумие – она была почти ребенком, и, так близко, что в голове не осталось ни одной мысли.
- Пойдем, - очень мягко сказала она, теперь не отрывая губ от его виска.
Вард сглотнул и оглянулся – Квентина не было, никто не смотрел на них, глаза девушки призывно сияли. Все получалось само, все было просто, и, наверняка, все было бы быстро и приятно. Слишком легко, оскорбительная свобода желания, превращающая его из человека в животное, что он никак не мог стерпеть. Вард отшатнулся от девушки, упершись спиной в распахнутую дверь. В нем заговорили одновременно ненависть и брезгливость: ненависть к собственной слабости, и брезгливость по отношению к этой девушке – какой-то селянке – такой незамысловатой и распущенной. Гордые и страстные жительницы Аверона, Тэрения – мягкая и с железной хваткой – вот что достойно внимания, а не эта самка с призывными глазами.
Эта форма самолюбия и снобизма вдруг превратилась в непробиваемую броню. Вард украдкой вытер руку о штаны, но девушка заметила, лицо ее побледнело, губы дрогнули, и она, резко отвернувшись и высоко держа голову, скрылась среди шумящей толпы. Вард перевел дыхание: ему было и стыдно, и, в то же время, он упорно чувствовал себя правым. Конечно, он бы не стал объяснять этой девчушке все, что почувствовал, и почему он это подумал, и почему так себя повел. Объяснять – это даром терять время. Просто… просто он очень ее обидел, и…
- Вард! Клянусь рунами! Наконец-то! Где Тэрри ? С ней все в порядке? – Квентин напряженно вглядывался в лицо попутчика.
- А я думал, ты с..., - он не договорил. Почему, в самом деле, он думал, что Весенний колдун попал в ловушку, которую сам Вард благополучно миновал?
- Ну, конечно, нет! – возмущенно ответил Квентин, и эта яркая обида стала безошибочным свидетельством того, каких сил ему стоило избежать этой ловушки. – Даже в голову бы не пришло! Тэрри, а тут эти деревенские девушки… Как вы могли подумать?
- Пойдем скорей, - было глупо и смешно отвечать на эти вопросы, и Вард счел за лучшее закрыть тему. – Она сказала, что ты срочно нужен.
- Что? – Квентин разом изменился в лице.
Пока они шли к окраине, Вард быстро и коротко описывал все произошедшее. Квентин слушал, и на лице его читалась глубокое изумление. Когда, наконец, Вард замолчал, Весенний колдун развел руками:
- Не могу поверить! Кто угодно, но Тэрения…, - и, поймав недоумевающий взгляд Варда, пояснил, - она гениальная ведьма, но во всей Школе не было человека, который бы больше ненавидел Лечебную магию. Экзамен сдавала восемь раз – до такой степени она не выносила этот предмет. Ее же при виде обычной царапины начинает тошнить. А тут, вскрывать нарывы, да еще и ножом!
Вард изумленно поднял брови, кажется, хотел что-то сказать, но они уже подошли к двери, которая была чуть приоткрыта. Запах оттуда несся ужасающий.
- Клянусь рунами! – бросил Квентин, почти врываясь в дом. – Тэрри ?
Она повернулась к нему – бледная, забрызганная кровью и гноем, и очень спокойная.
- Как хорошо, что ты пришел, - тихо проговорила она, опуская нож.
Квентин присел у ложа больного, пощупал лоб, посмотрел на руническую вязку, и начал считать пульс. Тэрения и Вард молча наблюдали за ним.
- Вард! Вылей эту гадость, и еще чистой воды. Тэрри, тебе нужно отдохнуть, выйди, подыши. Меня зовут Квентин, - обратился он к хрипло дышащему человеку. – Все будет в порядке. Уже все почти в порядке.
Тэрения вышла за дверь чуть быстрее Варда, прошла несколько шагов, и покачнулась. Вард успел подхватить ее, сразу почувствовав, как обмякло тело в его руках. Когда, час спустя, во двор вышел усталый и сосредоточенный Весенний колдун, он увидел сидящую под навесом рядом с лошадьми ведьму, и Варда, который мягко гладил ее по голове.
- Посидишь с больным? – обратился Квентин к Варду. – Ему сейчас нужно человеческое тепло, поэтому держи его за руку. Если проснется, зови меня.
Вард встал, и скрылся в доме. Квентин сел на его место, и взял девушку за руку.
- Как ты?
Она медленно повернула голову, встретилась с участливым взглядом, отняла руку, вскочила, отошла куда-то в угол, и ее стошнило – явно не в первый раз.
Квентин терпеливо ждал, когда она придет в себя. Вернувшись, Тэрения осторожно села к нему на колени, и уткнулась лицом в плечо.
- Ты такая умница, - мягко проговорил он. – Я не думал, что у тебя хватит на это мужества.
Она еле слышно застонала:
- Это ужасно, невыносимо, отвратительно, нестерпимо, безобразно. Ненавижу! Квен, клянусь рунами, меня до сих пор выворачивает при воспоминании об этом. Ничего хуже в моей жизни еще не было.
- Ну, перестань, успокойся, ты – справилась, ты - победила, ты спасла ему жизнь, ты оказалась сильней своего отвращения.
- Не сильнее! Ничего не сильнее! – запальчиво возразила она. – Ты не представляешь, до какой степени мне плохо, мне дурно, я сотню раз жалею о том, что в это ввязалась. У меня вообще, кажется, желудка не осталось!
Он продолжал прижимать ее к себе, и гладить рыжие волосы:
- Все, девочка, все уже в порядке, забудь. Ты моя умница, теперь все хорошо, ты – отважная, смелая, я тобой так горжусь!
- Нет, нет, нет! Мне противно, я ненавижу – и себя со своим отвращением, и тот гниющий кусок мяса, лежащий в постели. Не смей меня убеждать, что все нормально! Люди, которые сознательно берут на себя эту грязь – ненормальны. Все Лечащие Мастера – не в своем уме. Ты – просто чокнутый – если можешь смотреть на нечто убожеское и почти мертвое, а потом еще пытаться что-то сделать. Для всего живого и здорового избегать больного и мертвого – естественно. Только человек способен переступать через свою природу и природу мира.
- Но, разве это не заставляет тебя гордит ь ся собой и своими возможностями? – изумленно спросил он.
- Нет! Это пугает меня до одури – что я снова попаду в такую же ужасающую ситуацию, и снова буду спасать, а потом меня будет тошнить, и я буду проклинать и себя, и того, из-за кого я попала в такое положение. Чем же тут гордиться? Что я не могу сказать «нет»?
Квентин растерялся. Он, будучи одним из лучших Лечащих Мастеров своего выпуска, не мог понять смысла того, о чем она говорила. Позволить живому прийти в мир – что может быть прекрасней? Разве только способность не дать живому уйти из мира. И он гордился тем, что умеет, радовался своим способностям, и именно в моменты борьбы за жизнь чувствовал свои нужность и реальность существования. Тэрри не понимала и не принимала этого, и он, глядя на ее отчаяние и раздавленность, решил просто не говорить об этом, тем более, что была более занятная тема для разговора.
- Ты знаешь, кто этот человек, Вард?
- Да, - равнодушно отозвалась она. – Он учился в Авероне, а потом исчез, не оставляя следов.
-Ты давно это знаешь? – изумленно спросил Квентин.
- Как только его увидела. А что?
- А почему ты не рассказала мне?
- Зачем? – она пожала плечами. – Сразу видно, что у него не получилось того, что он хотел.
Возникла пауза, напряженная и неуютная, и Весенний колдун, желая избавиться от этой тяжести, разжал руки. Тэрения очень быстро встала с его колен, и отошла на несколько шагов, глядя куда-то над его головой. Мгновение он, не отрываясь, смотрел на девушку.
- Знаешь, иногда твои способности потрясают меня до такой степени, что мое восхищение переходит в состояние почти ужаса.
- Да, я заметила, - сухо отозвалась она и отвернулась.
Остаток ночи они провели в доме, рассевшись по углам. Квентин проснулся раньше всех, подошел к больному, и с облегчением обнаружил, что перед ним крепко спит выздоравливающий человек со счастливым расслабленным лицом. Тэрения, напротив, выглядела изможденной и уставшей, впрочем, как и Вард, лицо которого во сне утратило выражение недовольства и угрюмости.
Весенний колдун разбудил попутчиков, они сели завтракать, и тут проснулся хозяин дома.
Он осторожно сел, осмотрелся, посмотрел на свои руки, и перевел восторженный и благодарный взгляд на гостей.
- Вы спасли меня! – голос его дрожал.
- Ну конечно, - весело отозвался Квентин. – Разве могло быть иначе?
Тэрения опустила голову.
Больной осторожно встал, и покачнулся.
- Нет! Вам нужно сегодня отлежаться, - Квентин подошел, взял худую руку, и начал считать пульс.
- Вы побудете еще несколько дней? – умоляюще проговорил хозяин дома. - Я должен как-то отблагодарить вас.
Вард еле слышно фыркнул. Квентин засмеялся, и покачал головой.
- Просто выздоравливайте.
- Нет! – вчерашний больной начал натягивать рубашку. – Я не могу отпустить вас просто так! Вы спасли мне жизнь, должен же я хоть что-то дать взамен?
Весенний колдун еще раз улыбнулся и покачал головой.
- Откуда вы пришли к нам? – хозяин дома медленно одевался.
- С Серебряных рудников, - быстро ответила Тэрения.
- Пешком? – изумленно отозвался ее собеседник.
- Нет, конечно. Мы приехали на лошадях, - вмешался Квентин.
- На лошадях? – оживился хозяин. – У меня есть неплохой конь. Я давно собирался продать его. Хотите, возьмите его как запасного, на всякий случай. Поймите, я должен вам что-нибудь отдать!
Вард вскинулся. Тэрения и Квентин переглянулись.
- Покажите, пожалуйста, коня! – попросил Весенний колдун, и в глазах его зажглись жадные огоньки.
ГЛАВА 9. ВЛАСТЬ И ВОЛЯ
Время - созревания
Место - ожидания
Человек – тот, кто готовится
Открыв глаза, Виллард еще несколько минут лежал в постели, удивляясь, почему так темно. Вчерашний день не оставил следов в его памяти, но очень хорошо помнил все, что произошло за день до этого: гадание, дерзкий совет отпустить Ровена и план Ортеги. И еще, он забыл о забитых окнах, о том, что вчера он тоже проснулся в темноте, и о глубокой тревоге, мелькающей в глазах советника, когда тот смотрел на принца. Болела голова, и не хотелось вставать с постели. Если бы все это случилось месяц назад, то принц так бы и провел этот, и еще сколько угодно дней, в темной комнате. Но, сейчас, он, король, не мог себе этого позволить. Никто не должен видеть его слабости – и Виллард усилием воли вынудил себя встать и одеться – он ненавидел слуг в своей спальне.
Выпив несколько чашек кофе, и заставив себя съесть кусочек поджаренного хлеба, наследник престола прошествовал в тронный зал, и объявил, что готов дать аудиенцию. Сначала пришел министр торговли, потом – верховный судья, за ним – церемонемейстер, а после один из слуг шепнул, что о встрече настоятельно просит начальник тюрьмы. Принц очень удивился, и сказал, что готов выслушать этого уважаемого господина.
Бледный Гауст почти вбежал в тронный зал, и в лице его было что-то такое, от чего король сам встал ему навстречу.
- Говори.
Начальник тюрьмы облизнул пересохшие губы, и начал рассказывать о том, как вчера к нему пришел советник, и, ссылаясь на какой-то приказ, увел Ровена. Сегодня Гауст специально поехал к дому советника, чтобы потребовать приказ и узнать, как и куда переведут принца, если вообще переведут. Он, начальник тюрьмы Гауст, уже очень много лет занимает этот пост, и хорошо понимает, что порядок прежде всего, и нельзя предпринимать какие-либо действия без приказа, даже если это касается принца. Однако же, оказалось, что советник покинул свой дом – он уехал еще вчера утром в неизвестном направлении, и с ним был юноша, похожий по описаниям на принца…
Виллард побледнел, чувствуя, как от бешенства сводит челюсти.
- Ты разжалован.
Начальник тюрьмы замер, а потом начал медленно краснеть. Обида стала комом в горле так, что он не мог произнести ни слова.
- Прочь отсюда! Блэра ко мне! Сейчас! Немедленно! – выкрикнул наследник, и пошел к трону, стараясь впечатать свое бешенство каблуками в пол черного мрамора.
Гауст повернулся, и, пытаясь справиться с дрожащими губами, вышел. Виллард проследил, как за ним закрылась дверь, и в ярости ударил кулаком в стену.
Не может быть! Какое безумие! Какая ошеломляющая наглость! Как Ортега осмелился? Прямо под носом, обведя принца вокруг пальца как мальчишку, щенка! На что он рассчитывает? Как он вообще может на что-то надеяться? Да он их из-под земли достанет! Достанет и уничтожит! Сотрет в порошок. Как он мог поверить? Лживая гадина! Это они, они убили отца, это заговор, они все продумали, как он только мог доверять Ортеге? Почему его собственный отец оказался таким болваном, что любил тех, кто его уничтожил?
Виллард резко сел на трон, и уставился на заколоченные окна, в щели которых дерзко заглядывал солнечный свет. Эти светлые пятна на каменном полу вызывали безотчетное раздражение, и принц, не выдержав, кинулся к окнам, и начал их яростно открывать, до крови раздирая пальцы. В тронном зале, один за одним, вспыхивали широкие солнечные коридоры. Виллард, замерев у последнего открытого окна, свесился вниз.
Во дворе суетились люди, над ними возвышались башни, а над башнями вставало солнце. Все было закончено и уравновешенно. Мир был разумен, и принц, глядя на эту, неподвластную ему осмысленность, чувствовал себя безумным. Все – не так. Это – нелепые, смешные построения лихорадочного самолюбия. Еще раз за это короткое утро принцу понадобилось неимоверное усилие, чтобы взять себя в руки, и заставить что-либо сделать.
Он с усилием отошел от окна, и сел на трон, откинув голову. Ортега и Ровен. Что, в самом деле, так его взбесило? Советник говорил о побеге, и просил о свободе действий. Виллард сам позволил ему поступать так, как он посчитает нужным. Все идет по плану: советник помог Ровену сбежать, теперь осталось выяснить, где скипетр. Потом Ровен… Что будет с Ровеном? Неужели Ортега позволит как-то навредить своему любимчику?
Виллард сжал кулаки так сильно, что на ладонях остались багровые пятна. Ортега всегда любил Ровена, но никогда, ни разу в жизни, Виллард не сомневался в честности советника. Ортега безупречно служил, и всегда выполнял свои клятвы. Ортега обещал, что Виллард будет королем. Советник сказал, что достанет скипетр. У наследника не было ни одного повода не доверять Ортеге. Виллард в любой момент мог поручиться, что советник сдержит свое слово, но, словно что-то не давало ему выпрямиться и вздохнуть, какая-то сила тянула к этим холодным плитам. Ужасающее, унизительное чувство, что он что-то упустил, что Ортега умней, и, даже выполнив свои клятвы, и лишив Ровена надежды на престол, он все равно выиграет. Ровен выиграет. Проклятье!
Виллард вскочил, и заметался по громадному тронному залу, как только что пойманная птица. Что же не так? Что он проглядел? Где Ортега его обыграет? Это было безумное чувство – он знал, что пока еще ничего не случилось, что все – точно в соответствии с планом, так, как должно быть, он – почти победитель, и, в то же время, неуклонно чувствовал, что проигрыш все равно неизменен, что у Ортеги нельзя выиграть – даже если он служит, и бережет, и выполняет свои клятвы. Почти непроходящий ужас – у него не было ни единого доказательства поражения, но подспудное ощущение унижения и ненависти не проходило.
Снова остановившись у окна, принц закрыл глаза. Зачем себе лгать? Дело не в Ортеге – вовсе не он был причиной. Советник давно миновал ту ступень, на которой с ним можно было бороться или пытаться обогнать. Ортега уже много лет был вне этого, и Виллард не мог не признать, что советник заслужил ключи к радуге и имя «Хозяин». Для Вилларда был только один противник, единственно достойный удара – Ровен, и тот факт, что Ортега сейчас был на стороне убийцы, перевешивал часу весов в пользу изгнанника, что вводило Вилларда в ярость. Он ничего не мог с собой поделать – после смерти отца Ровен, из нелюбимого брата, стал не просто соперником, но опасным преступником. Ровен, которого все любили больше. Ровен, в которого Ортега вложил с обственную душу, и, конечно, советник не даст упасть своему лучшему творению.
Вилларду в голову вдруг пришла мысль, которая волшебным образом преобразила его состояние, ибо все поставила на свои места: конечно, Ортега не обманет Вилларда, раз дал слово, но и Ровена он не бросит. Значит, советник начал играть в собственную игру, служа двум господам сразу: одному – по велению долга, а другому – по велению сердца. Несколько минут принц стоял прямо посреди зала, не замечая, как его слепит солнце. Ну что же, раз Ортега осмелился вести свою игру, это освобождает Вилларда от всех обязательств, и он не останется в долгу. Король должен и будет играть по своим правилам! Иначе бы он не был королем. Принц принял решение еще до того, как в зал с темными блестящими плитами и коварным освещением, вошел встревоженный лорд Блэр.
- Мой повелитель! Случилась беда?
- Нет, - медленно ответил принц, садясь на трон. – Напротив, многие вещи даже к лучшему.
Лорд напрягся.
- Мне нужен Ловец теней. Очень умелый и… – принц сделал многозначительную паузу, - верный, чтобы на него можно было полностью положиться даже в самой щекотливой ситуации.
Судя по лицу Временщика, он лихорадочно соображал, как обернуть происходящее себе на пользу. Виллард видел это, словно в зеркале, и его это забавляло.
- Возможно, если бы ваше величество рассказал, в чем дело, хотя бы в общих чертах, я бы смог…
- Разве вы услышали недостаточно? – удивился Виллард, и лорд сжался под его саркастичным взглядом.
- Я прошу прощения, мой король, но, единственный ловец, которого я осмелюсь рекомендовать вам – это Бэрак, но он не подчиняется ничьим приказам.
Виллард усмехнулся.
- Это еще лучше. Таких людей проще всего купить.
Лорд склонился, скрывая удивление: он не ожидал от младшего сына короля такой жестокой прозорливости. Блэр не был глуп, но его осторожность граничила с трусостью. У него никогда не было трений с Алариком, он легко находил общий язык с Ровеном, но при этом всегда думал, что Виллард был бы очень неплохим правителем. Теперь же, когда он остался один на один с будущим королем, он уже вовсе не был уверен в том, что Виллард станет королем лучшим, чем старший принц. Лорд не ожидал ни такого упрямства, ни такой силы, и просто не знал, как вести себя с принцем, поэтому выбрал самый безопасный, как ему показалось путь: со всем соглашаться, и всячески демонстрировать свою преданность.
Виллард, пристально рассматривая Временщика, раздумывал о том, что прекрасная Ундина очень похожа на своего отца – те же черты, и осанка, и даже привычка скрывать свои растерянность и смущение поклонами, но Ундина казалась куда менее проницательной, хотя и не глупой, на свой лад. С ней, пожалуй, было легко и приятно, язычок у нее был острый, а манеры – приятны. Сам Блэр Вилларду скорее нравился, но это беспрекословное повиновение почему-то вызывало ощущение нехватки воздуха.
- Прикажите послать за ним? – робко проговорил Блэр. Он с каждым разом чувствовал себя все менее уверено, находясь рядом с Виллардом.
- Да, - резко бросил принц. – Приказываю. И еще одно, лорд, - голос его чуть изменился, и Блэр вытянул шею, - мне было бы приятно, если бы ваша дочь, прекрасная Ундина, как-нибудь навестила меня.
На лице лорда мгновенно появилось какое-то сладкое выражение, от которого Вилларду стало тошно.
- Ну, конечно, ваше величество. Когда прикажете?
От этой подобострастности принцу стало еще противней. Он и сам не знал, чего ждал от Блэра, но такая реакция его просто взбесила, и ему потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки.
- Как можно скорее, - сухо отозвался принц, и лорд не осмелился уточнить, о ком речь – о Ловце теней, или о дочери.
С облегчением покидая тронный зал, Блэр размышлял сразу о двух вещах: как жаль, что король умер, и как должна вести себя Ундина, чтобы вызвать у принца интерес. Еще на балу лорд заметил, как принц смотрел на его дочь. Беда в том, что действия Вилларда предвидеть было невозможно, и у лорда даже мелькнула мысль сходить к гадальщику, от которой он с сожалением отказался: Ундина, уверенная в собственной неотразимости, все равно не стала бы слушать ничьих советов.
Виллард, так и оставшийся в тронном зале, сел на мраморный подоконник, и приказал никого не пускать. Принц смотрел на башни Аверона, и не знал, чем себя занять. Все, что было до смерти отца, осталось в прошлой жизни – балы, охота, праздники, танцы, занятия. Теперь все эти вещи казались глупыми и неуместными, не достойными короля. Ему до навязчивости хотелось с кем-нибудь поговорить об этом, или не об этом, а просто – поговорить, но он не знал, с кем, потому что никак не мог решить, кому может доверять.
Единственный человек, кто бы понял его, уехал. Бросил Вилларда, не смотря на все клятвы, оставил его одного, и сейчас он разговаривает с Ровеном, и Ровен доверяет ему абсолютно. Проклятье на твое имя, Ортега! Весь день, пока солнце не исчезло за городскими стенами, принц неподвижно стоял у окна, и смотрел вниз. Когда стало слишком темно, чтобы что-то разглядеть, Виллард вернулся к трону. Своему трону. Принц сел на ступеньки и обхватил голову руками. Он ничего не видел, ничего не слышал и ничего не хотел. Прошедший день исчезал из памяти, принося какое-то тупое облегчение. Виллард не мог дать имя ни этой тоске, ни страху существования, и признаться, до какой степени ему плохо, он тоже не мог. Он много получил, у него нет причин жаловаться на судьбу.
Он получил слишком много. Отец – умер, брат – убийца, советник – сбежал. Теперь он – Король, и никто не имеет над ним власти. В тронном зале было темно и тихо. Виллард слышал собственное дыхание, и все время старался спастись от этого звука, который раздражал его до бешенства. Если бы он только мог, он бы задушил себя собственными руками, чтобы не слышать этих отвратительных хрипов, вырывающихся из горла, как из сломанной машины. Принц сидел на ступенях, и боялся пошевелиться – ему казалось, что тогда звук дыхания станет еще громче. Он был раздираем невыносимым переживанием: мир вокруг был слишком тесным, а внутри его самого, наоборот, было слишком много места, так много, что он сам терялся в собственной пустоте.
Виллард не знал, что делать с этим, как спасаться, и кому кричать о помощи. Ничего этого не было раньше. Весь мир изменился, как только он стал Королем. Он всегда мечтал об этом, ни секунду не жалел, не намерен был сейчас от этого отказываться, но почему же так плохо? Неужели отец чувствовал то же самое? И могло ли это прийти к Ровену? Найти Ортегу, немедленно, сейчас, найти, и все ему рассказать. Ортега будет жестким, острым, болезненным, но Ортега сможет его спасти и уберечь – как всегда делал это с отцом и с Ровеном. Пусть придет этот следопыт – Виллард точно знает, что ему теперь нужно: написать письмо, помолиться о помощи, и тогда советник вернется и спасет своего короля. Ни Ровен, ни скипетр не имеют никакого значения, пусть все будет так, как будет, но этот хрип из горла и обреченность где-то возле сердца должны уйти!
Виллард вскочил, и распахнул дверь, ведущую из тронного зала – он должен написать это письмо прямо сейчас, пока знает слова, пока не боится признаться в своем отчаянии. Принц начал спускаться по ступеням, и вдруг увидел Ундину, замершую у мраморной колонны. Виллард остановился, а она низко поклонилась. На ней было скромное серое платье, украшенное жемчугом, и принцу было очень приятно смотреть на этот блеклый цвет.
- Я рад видеть тебя, - медленно, словно подбирая слова, сказал он. – Только, я не ожидал увидеть тебя так поздно.
Она внимательно на него смотрела, явно пытаясь угадать его настроение.
- Простите, ваше величество, если я помешала…
- Нет, - так же медленно ответил Виллард, подавая ей руку. – Я, действительно, очень рад. Ты пришла в нужное время, - с силой повторил он, и, пожав тонкие пальцы, повел по коридору.
- Здесь стало так пусто и непривычно, - тихо сказала она, оглядывая галереи. – Совсем темно и ни одного человека. Словно дворец нежилой.
- Траур, - бросил Виллард короткое слово, и сам содрогнулся. – К тому же, - добавил он, желая как-то смягчить впечатление, - я не любитель этих дворцовых развлечений. Мне хватает только спальни и тронного зала.
Ундина покосилась на собеседника:
- А я люблю танцевать.
Он почувствовал, что нужно улыбнуться.
- Ты прекрасно танцуешь.
Она поблагодарила, потом начала говорить комплименты в ответ, а Виллард, продолжая вести ее по гулким коридорам, уже не мог понять, почему он здесь, и что делает. Он точно помнил, что, до появления Ундины, собирался сделать что-то очень важное, но сейчас не мог вспомнить, что. Он держал за руку девушку, и старался решить, что делать – ведь у него были какие-то планы, и он собирался ей что-то рассказать, но теперь, в ее легком разговоре, все его мысли терялись, он не мог сосредоточиться, и это бесило его, но, в то же время, приносило какое-то облегчение.
- Куда мы идем? – вдруг спросила Ундина, и ее пальцы дрогнули.
Виллард оглянулся: он совершенно не следил за тем, куда вел ее, ему было все равно, куда ее вести, и, в сущности, ему было все равно, здесь она, или нет. Он просто не хотел сидеть на месте, ему нужно было как-то избавиться от внутреннего напряжения.
- Я просто показываю тебе дворец, - сухо отозвался он, и крепче сжал ее руку.
Она напряженно улыбнулась.
- Тебе, наверное, очень одиноко теперь? – нерешительно проговорила она.
- Да, - с живостью отозвался он. – Так странно быть Королем.
- Почему?
- Кажется, ты можешь все, и все сразу теряет смысл и интерес. Когда ты становишься Королем, меняется мир, а ты остаешься прежним, и не знаешь, как в этом новом мире жить.
- Но, я не понимаю, - растеряно начала Ундина, - разве для тебя что-то изменилось? Ты просто стал всемогущим.
- Нет! Все стало другим! По сравнению с тем, что я получил, прежние вещи, которые любил раньше, теперь кажутся мелкими и смешными, а новых вещей, чтобы любить, нет. Люди, которые были близки, вдруг оказываются далекими, и ты уже не знаешь, любят ли они тебя как раньше, и можно ли им доверять, и будут ли они выполнять твои приказы…
- Конечно, будут! – недоуменно ответила Ундина. – Ты же будущий Король! Все обязаны тебя слушаться!
- Да! – почти крикнул он. – Но я не знаю, выполняют ли мои приказы потому, что я прав, или потому, что я - Король.
- Разве это имеет значение?
Он не услышал вопроса.
- И, если они выполняют мои приказы, то чем мне в этом мире мерить свою силу?
- Ты хочешь, - после долгой паузы проговорила девушка, - чтобы тебе одновременно повиновались и не повиновались, чтобы все видели в тебе Короля, но любили тебя, не потому что ты – повелитель… Но, ведь так не бывает…
Виллард смотрел на нее, и с трудом справлялся с подкатывающим бешенством. Она все поняла, и она ничего не поняла. Конечно, так не бывает! Но так должно быть, иначе он умрет!
- Разве тебе мало достойных целей? – тихо спросила она. – Фоморлы, терзающие наши границы. Ты столько всего можешь сделать…, – он не ответил, и она продолжила. – Вокруг тебя достаточно людей, которые тебя любят, и которым ты можешь доверять. Ты не сможешь решить все сам, но те, кто рядом, готовы помочь тебе.
Услышав последнюю фразу, Виллард остановился.
- Помочь мне? – насмешливо отозвался он. – Потому что любят меня, или потому, что я – Король, и они обязаны?
Ундина хотела ответить, но, он резко подняв ее голову за подбородок, и не дал ей сказать:
- Ты готова сделать все, что я попрошу?
Она смотрела на него расширенными глазами. Вокруг было тихо, и только где-то вдалеке виднелись редкие свечи:
- Я буду повиноваться приказам моего повелителя, - с трудом выговорила она.
- Потому что должна, или потому что хочешь? – он продолжал держать ее за подбородок.
- Я доверяю мудрости моего принца, и знаю, что он никогда не потребует чего-то такого, что бы повредило моей или его чести.
Виллард разжал руки, и отвернулся.
- Ты не ответила на вопрос, - зло сказал он после долгой паузы, во время которой Ундина боялась пошевелиться. – Ты спасала свою честь, - он проговорил это слово, передразнивая тон девушки, - вместо того, чтобы спасти мою душу.
Ундина стояла не шелохнувшись. Она была растеряна и испугана, не знала, что делать, как себя вести, и чего бояться. Лучшей политикой ей показалось молчание.
- Разве отец не учил тебя, что не стоит приходить в дом к мужчине ночью, даже если этот мужчина – принц?
Ундина прикусила губу, надеясь, что можно будет не отвечать, но Виллард, резко повернувшись, крикнул:
- Ну же! И не вздумай опять плести эту чепуху про честь и доверие ко мне!
- Я думала, - и в голосе ее зазвучала твердость, - тебе плохо одному, и ты соскучился по мне… Мне хотелось как-то помочь тебе….
Принц смотрел на нее неподвижным взглядом.
- Ты пришла, потому что чувствовала, что должна и хотела просто поговорить?
- Да, - только и ответила она.
- Очень жаль, - медленно проговорил он, отворачиваясь. – Я думал, ты пришла, потому что любишь меня, и хотел сделать тебе предложение руки, души и трона.
Виллард пошел вперед, оставив девушку в ошеломленной неподвижности. Он прошел несколько десятков шагов, когда она закричала:
- Виллард! Постой! Остановись, во имя рун! Я люблю тебя, конечно, я пришла не просто так, и я хочу быть с тобой, хочу стать твоей женой…
- И королевой, - добавил он, останавливаясь.
Она остановилась перед ним, глядя прямо ему в глаза.
- Виллард! – и осторожно коснулась его руки.
Принц рассматривал ее – сначала с головы до ног, потом с ног до головы.
- Ты очень красивая девушка Ундина, - наконец проговорил он. – Во дворце поговаривали, что ты получила свой титул Прекраснейшей незаслуженно, но, я так не считаю. Ты утонченна и не глупа. Я даже готов признать, что ты была бы неплохой королевой. Встань к стене.
- Что? – ошеломленно переспросила она, невольно отходя на шаг.
- Я сказал: к стене! – резко бросил он.
Она, с ужасом глядя на него, отошла к синей портьере.
- Нет, туда, где каменная кладка.
Он, не двигаясь с места, разглядывал бледную дрожащую девушку, вжимающуюся в каменную стену.
- Ты же хочешь быть королевой, правда? – насмешливо бросил он, подходя к ней. – Очень хочешь. Ты на многое готова, чтобы стать королевой, и мы оба это знаем… Повернись спиной.
- Нет! – ее плечи дрожали.
Он расстегнул ей платье, а потом резко сдернул, так, что спина полностью обнажилась.
- Пожалуйста! – пальцы, держащиеся за камни, побелели.
- И ты сказала, что любишь меня. Ты ведь любишь меня, правда?
Спиной она чувствовала его дыхание.
- Ты не должен, не можешь…
- До тех пор, пока ты не стала королевой? А потом должен и смогу?
Рывком он задрал ей юбку.
- Виллард, я умоляю, - она плакала.
Девушка не видела, но слышала, как он расстегивает брюки.
- Ты не любишь меня и не хочешь быть королевой?
- Виллард, пожалей меня!
Она чувствовала, как он раздвигает ей ноги.
- Нет, скажи мне это, скажи мне это громко, прокричи, на весь дворец, что не хочешь быть королевой!
- Виллард, во имя всего святого!
Его рука проникала все глубже и глубже. Ей было больно и страшно, но к этому примешивалась еще какое-то почти незнакомое ощущение. Вдруг он убрал руку, и развернул Ундину к себе, глядя прямо ей в глаза и прижимая к холодной стене.
- А теперь, послушай меня. Если ты сейчас не то, что закричишь, а скажешь хоть одно слово, тебе никогда не стать королевой. Ты поняла меня? Кивни.
Девушка медленно кивнула. По щекам ее текли слезы, она прокусила губу, по ногам струилась кровь, но Ундина из рода Блэр не издала ни одного, даже самого тихого звука.
Утром Виллард проснулся от того, что услышал рядом с собой дыхание. Открыв глаза, он еще несколько минут недоуменно рассматривал спящую девушку, пытаясь понять, как она здесь очутилась. Воспоминание о событиях ночи вызывало у него тошноту. Они все – одинаковые. Слабые, безвольные, жадные, примитивные, думающие только о себе. Ну что же, они получат именно такого короля, которого заслуживают. Бить их: жестоко, до полусмерти, чтобы хоть чему-то научить этих полулюдей, которые никогда в жизни не выпрямлялись до того, чтобы стать человеком. И Ровен, и Ортега, в сущности, ничем не отличаются от Блэра и его дочери. Люди должны осознавать свое ничтожество, так что же остается Королю?
Во время завтрака Вилларду сообщили, что его дожидается человек по имени Бэрак, который пришел с рекомендательным письмом от Временщика. Принц кинулся в тронный зал.
Ловец был именно таким, каким Виллард себе представлял – высоким, опасным, темноволосым, с длинной бородой и очень легкой походкой. Человек, который скрывал сталь улыбкой.
А принц, в свою очередь, удивил Бэрака – он ожидал увидеть испуганного юношу, гордого своим положением, а увидел уставшего, злого и яростного человека, который с трудом справлялся с клокочущей внутри силой. По следам такого было легко идти, но очень трудно его нагнать.
- Ваше величество, – ловец склонился. Он безошибочно распознал в будущем короле брата по духу, и почувствовал инстинктивное уважение и неожиданное чувство близости.
Вилларду тоже очень понравился ловец – упрямый человек, делающий только то, что пожелает.
- Тебя считают лучшим ловцом, правильно?
Бэрак только кивнул, не отрывая взгляда от принца.
- Ты должен найти моего советника и Ровена – моего брата.
Ловцу понравились и прямота и жесткость Вилларда.
- И потом?
- И привести меня к ним. Остальное – моя забота.
- Что я получу за это?
Виллард небрежно повел плечами:
- Все, что пожелаешь.
Бэрак саркастически поднял бровь, раздумывая.
- Я могу пожелать очень много, - раздельно произнес он.
- А я могу приказать повесить тебя, - в тон ему ответил Виллард.
И снова ловцу понравились и ответ, и манера говорить. Против ожидания принца, он улыбнулся.
- Мне нужно побывать в комнатах тех, чьи тени я буду преследовать.
- Конечно, - Виллард встал. – Тебя проводят и все покажут.
Бэрак только поклонился. Судя по тому, как неуловимо изменились его лицо и движения, он уже начал настраиваться на преследование.
Виллард проводил его взглядом, и подошел к окну. Заснеженный город казался мягким, и словно игрушечным, льдинки, свешивающиеся с крыш, сверкали на солнце. Утро оказалось не таким уж плохим – он победил свои страх, отчаяние и неуверенность; он понял, каким должен быть, и он знал, что не проиграет.
А в спальне, обтянутой шелком, на громадной королевской постели, сидела бледная, почти некрасивая Ундина, и думала, что сказать отцу. Заслышав шаги принца, она вытерла слезы и улыбнулась. Он не заметил ни улыбки, ни следов слез. Виллард был в прекрасном настроении, и, до появления новостей о беглецах, все вокруг не имело ни малейшего значения.
Время – перерождения
Место – нахождения в моменте
Человек – тот, кто бережет
Первые дни, просыпаясь, Ровен не мог понять, где он находится. Несколько секунд, как правило, он лежал с открытыми глазами, и тупо рассматривал стенки палатки, пытаясь сообразить, как он сюда попал. Когда он сидел в тюрьме, этой растерянности не было и в помине, но, сейчас, он никак не мог привыкнуть, что ночует в палатке в каком-то проклятом рунами месте. И он не мог привыкнуть, что рядом спит Ортега. Его преклонение и почитание советника были так велики, что было сложно смириться с мыслью, что Ортега точно так же, как и все смертные, спит, ест и мерзнет. Конечно, все это нелепо и по-детски, но, все равно, каждое утро, принцу требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и все вспомнить.
Наверное, это случилось на вторую или третью неделю путешествия: Ровен проснулся, вылез из палатки, и начал собирать валежник, чтобы зажечь костер. Потом, когда пламя весело затрещало, а сам принц немного согрелся, он поставил на огонь котелок со снегом, чтобы вскипятить воду и сделать кофе. Он видел, что советник очень устает, потому что все время контролирует погоду, и ему хотелось хоть как-то облегчить Ортеге жизнь, тем более, что он чувствовал свою вину. Это, и еще острое переживание полной беспомощности и бесполезности в путешествии, сначала вызывало чувство раздражения против всего на свете, а потом, наоборот, заставило его вести себя как можно более тихо и незаметно.
Когда из палатки вылез Ортега, принц протянул ему дымящуюся кружку:
- Где зверь? Что-то мы сегодня засиделись? – и осекся, поймав изумленный взгляд Ортеги, - что?
Ортега осторожно взял свой чай, и поднес чашку к губам, так и не сделав глотка.
- Что? – недоуменно повторил принц, и зачем-то оглянулся.
Ничего не увидев, он перевел взгляд на советника, и удивился ясной улыбке Ортеги.
- Ты перестал вести себя, как принц.
Ровен повел плечами:
- В моей ситуации это весьма затруднительно. Но, скажи, отцу ведь это не понравилось бы, да? Нехорошо забывать, кто ты есть…
- О, да! – пробормотал Ортега, больше отвечая своим мыслям, - в твоей ситуации невозможно забыть, кто ты есть.
- Но, ты ведь сказал, что я перестал вести себя как принц? – Ровен растерялся.
Лицо советника приобрело очень странное выражение.
- Разве я сказал, что ты – принц?
- Но… Ортега!
Советник скривился, словно от зубной боли:
- Ровен, уверяю тебя, все это не имеет никакого значения. Совсем никакого. Это не тот вопрос.
Взгляд Ровена был очень долгим, а потом, не выдержав, он отвел глаза.
- Было бы лучше, Ортега, если бы ты все сказал мне прямо и сразу.
Советник поставил дымящуюся чашку прямо на снег.
- Нет. Не лучше. Я ничего не могу объяснить тебе, Ровен. Ты все должен понять сам.
Принц горько усмехнулся.
- Ты перестал мне помогать. Ты перестал заботиться обо мне. Именно теперь, после смерти отца, когда мне это нужнее всего – и твоя мудрость, и твои знания, и твоя чуткость – ты лишил меня всего. Словно выдернул мир из под ног, и даже не даешь себе труда объяснить хоть что-нибудь.
Теперь Ортега опустил голову.
- Прости меня. Я очень виноват перед тобой, Ровен, и, клянусь рунами, если бы я мог не делать, я бы не делал. Просто все решено, все так, как должно быть. Ни ты, ни я этого не изменим. Говорить об этом нет смысла. И я знаю, что уже никогда мне не загладить эту вину, но у меня нет выбора.
Ровен встал, и медленно обошел вокруг костра.
- Конечно, я сам знаю и понимаю, что все это как-то связано с тобой. Нет, - он уловил движение Ортеги, - обещаю, я не буду тебя спрашивать. Если нужно, ты сам мне все скажешь. Просто я так же знаю, что ты никогда не навредишь мне. И мне не остается ничего другого, кроме как доверять и следовать за тобой, даже если ты приведешь меня к воротам бесконечности.
Ортега опять хотел что-то сказать, но Ровен, стоящий за его спиной, продолжал:
- И мне нравится следовать за тобой – это освобождает меня от принятия решений. Я не думал, что все будет так легко. Мне казалось, это невероятно трудно – бросить дворец, и все, к чему я привык и чем дорожил, но, оказалось, что все происходит само собой. Словно так и должно быть.
- Ровен! Посмотри на меня, - Ортега медленно встал.
Принц остановился напротив советника.
- Только умеющий следовать сможет повести за собой. У тебя все получается. Все – так, как должно быть.
В отблесках пламени лицо Ровена казалось резче.
- Тогда почему мне страшно? Почему я постоянно чувствую свою бесполезность и никчемность? Почему я не король, хотя должен быть им? Я знаю, что все идет правильно, но, несмотря на все мое знание, почему же я все еще чувствую невозможность двигаться и, наконец, найти покой и равновесие?
- Когда сапоги впору, о ноге забывают. Если мир тебе тесен, ты должен изменить или себя, или мир.
- И нет другого пути?
- Есть еще более ужасный способ, чем первые два – ты меняешь себя настолько, что способен найти дорогу в другой мир.
Принц неподвижными глазами смотрел на советника:
- Мне не нужен другой мир. Я хочу получить то, что принадлежит мне в этом мире.
- Зачем тебе Аверон, Ровен? – голос Ортеги разрезал тишину. - Неужели нет ничего важнее скипетра и обращения «Ваше Величество»?
Ровен гордо вскинул голову:
- Легко сказать –я не хочу быть королем, когда у тебя нет скипетра. Но отказаться от этого, уже владея – вот что достойно истинного короля.
Лишь чуть дрогнувшие губы выдали удивление Ортеги.
- Тогда зачем делать круг? Начни правильно с самого начала.
- Я хочу быть королем, потому что могу что-то сделать и кого-то спасти.
- Но, разве это единственный способ что-то сделать и кого-то спасти?
Ровен словно потух.
- Может, и не единственный. Но, это тот способ, который я знаю и понимаю.
- Приказать и проследить за выполнением? – насмешливо уточнил советник. – Есть жестокий закон идущих по дороге мудрости: тот, кто учит других, мало чему сможет научиться сам.
Принц медленно сел у огня, и взял свою, уже остывшую кружку.
- Почему же ты тогда столько лет служил моему отцу и воспитывал меня с братом?
Ортега, так же стоящий у огня, глубоко вздохнул.
- Хорошо. Если хочешь, ты услышишь этот ответ, но не сейчас, сегодня вечером.
На лице Ровена отразилась тревога:
- Если ты не хочешь рассказывать, то не надо. Тебе ничего не нужно мне доказывать.
Ортега сел, взял свою кружку, и снисходительно улыбнулся.
- Если бы я не хотел, я бы ничего тебе не рассказал. Просто, наверное, наконец-то пришло время.
- Как и для много другого, - эхом отозвался принц.
- Да, - теперь Ортега улыбнулся тепло и мягко. – Да.
Дорога в тот день была странной. Они ехали по редкому лесу, кони упрямились и периодически проваливались почти по колено в снег, Фенрир все время куда-то убегал, Ровен, в предвкушении вечера и разговора, был невнимателен, а Ортега, погруженный в свои мысли, даже не слышал, когда к нему обращались. После полудня Фенрир стал раздражителен, рычал, что они слишком медленно двигаются, проклинал погоду, и все время спрашивал, когда привал. Ровена это выводило из равновесия, он ехал еще медленней, и еще до заката почувствовал себя уставшим до полусмерти.
Остановившись у кучи валунов, он предложил остановиться на ночь.
Ортега оглянулся.
- Давай проедем еще пару миль, пока солнце еще не село.
Тут раскапризничался зверь, заявив, что он тоже устал, и не намерен никуда сегодня идти. Ортега только укоризненно покачал головой. Как только был разожжен костер, Фенрир сложил голову на лапы и задремал. Поставив палатку, Ровен начал помогать советнику с обедом. Ортега двигался медленно, и все время останавливался, словно прислушиваясь.
- Что-то не так? – встревожился принц.
- Просто… - советник не договорил, остановив взгляд на встревоженных лошадях. – Ладно, ночью станет видно. Я обещал рассказать, и расскажу. Садись.
Фенрир приоткрыл желтый глаз. Ровен налил в миску густой похлебки и протянул Ортеге. Тот отрицательно покачал головой, и неожиданно почесал зверя за ухом.
- Фенрир, ты помнишь, как мы познакомились?
Волк медленно открыл оба глаза и поднял голову.
- Вес сердца.
- Да. Я и сам не знаю, как смог пережить эту тяжесть.
- Тяжесть сердца? – изумленно переспросил Ровен.
- Фенрира держали в клетке.
- Почему? – перебил Ровен.
- Потому что он был опасен, по-настоящему опасен – когда его ловили, земля почти на локоть в глубину была пропитана кровью.
Принц в ошеломлении уставился на волка. Зверь остался неподвижным.
- Это было одно из самых тяжелых заданий на экзамене по Защитной магии – выдержать его нападение.
- Ты был единственным, кого я не смог сбить с ног.
Ортега закрыл глаза, вспоминая.
- Просто было много всего, и я не мог с этим справиться, не находил себе места. Каждый день просыпался, и удивлялся, как мое сердце не рвется под этой тяжестью.
- Я словно налетел на скалу. – Фенрир покосился на принца. - Говорили, что он плохой ученик, что он не в состоянии воспользоваться ни одной руной защиты, даже не смотря на то, что сам служит руне Торн, а он оказался единственным, кто не двинулся с места. Я вообще не уверен в том, что он меня заметил.
- Почему? Что случилось? Я не понимаю, что это значит – «тяжелое сердце», - Ровен привычно оглянулся на советника.
Ортега покачал головой.
- Это нельзя объяснить. Я был абсолютно одержим одним вопросом, и все остальное – руны, занятия, экзамены – не имело никакого значения. Мне нужно было знать, возможно ли осуществить мир, не затронув Я? И возможно ли реализовать Я, не затронув мира?
- И ты нашел ответ на этот вопрос? – недоверчиво спросил принц.
- Я понял, что мне не нужен этот ответ, потому что сам вопрос для меня слишком важен, это вопрос, определяющий мой путь. После безумия и одержимости, этой постоянной сердечной боли, рвущей меня изнутри, я получил чистое знание – когда внешнее не может заслонить происходящего, и ни одно событие не изменит дороги.
Было видно, каких усилий стоит Ровену понимание.
- Вечер за секунду до пожара, - тихо проговорил Фенрир.
- Да. Что-то случилось в тот момент, когда зверь с громадными лапами и оскаленной пастью кинулся на меня. Это было началом конца.
- Твои глаза с тех пор не изменились ни на секунду – именно так, как я помню твой взгляд, - теперь Фенрир, не отрываясь, смотрел на Ортегу.
- Я стал тем, кем всегда был, - советник ответил зверю таким же глубоким взглядом.
- А мой отец? – неуверенно спросил принц. Вопрос показался ему самому неуместным.
- Твой отец был на трибунах – вместе с Мастерами. Его не могли подвергать опасности, поэтому он был освобожден от этого испытания, но ему было любопытно посмотреть. Я, как один из самых слабых учеников выступал последним, и он уже собрался уходить, оглянулся только на мгновение, чтобы попрощаться…
- И увидел нас, смотрящих друг на друга, - тихо бросил Фенрир.
- А потом? – пауза показалась Ровену невыносимо длинной.
- А потом, через несколько ночей, Дейдра открыла двери клетки, и я сбежал.
- Дейдра? Та самая гадалка?
- Это я попросил ее. После случившегося на экзамене, на меня ходила смотреть вся Школа, и, если бы я участвовал в побеге Фенрира, то не смог бы оправдаться. Поэтому все сделала Дейдра, которую никто даже не заподозрил, тем более, что Аларик проявлял к ней особый интерес…
Ровен выпрямился.
- Когда это было?
- Еще до женитьбы твоего отца, - Ортега смотрел на темный лес. – Она уехала, когда он вернулся из Лира. Дейдра много значила для нас обоих.
- Он любил ее? Он был с ней?
- Он был Королем, Ровен. Человеком, для которого честь важней всего на свете. Он женился на принцессе – наследнице Лира, и это принесло стране новые земли.
- Он любил ее? – упрямо повторил принц.
- Она любила меня, - твердо ответил Ортега.
- Тогда почему она уехала?
И лицо советника изменилось.
- Я не знаю.
- Ортега!
- Я не знаю, не знаю, не знаю! Клянусь, Ровен, я не знаю, почему она уехала!
Это внезапная вспышка отчаяния ошеломила Ровена, и даже Фенрир вытянул лапы, показав длинные когти.
- Извини, я не знал, что тебе так больно.
- Я тоже, - Ортега криво усмехнулся. – Я давно уже не люблю ее, и даже уже не скучаю, но ты представить себе не можешь, как же я мечтаю узнать, почему все это случилось, и она сбежала на границу. Это – единственное, что до сих пор цепляет мое сердце – я просто хочу знать.
Ровен сглотнул.
- А как отец сделал тебя советником?
- После этой истории с Фенриром, мы с ним познакомились. Просто поговорили несколько минут.
- О чем?
- Он спросил, не было ли мне страшно. Я даже не понял вопроса – настолько я был захвачен своими странными переживаниями. В тот момент я мог говорить лишь о том, о чем думал – о том, как легко и странно все приходит. Он не удивился и не оскорбился, что я не ответил на его вопрос. Он просто подхватил мои слова, и ответил, что мир не двигается сам, и для любого изменения требуется усилие.
- А ты? – с замиранием сердца спросил Ровен.
- А я ответил, что усилие – вторично. Важнее готовность держать удар и чувство момента. И тогда Аларик замер, помолчал, и сказал, что ему нужно подумать об этом.
- И предложил тебе стать советником?
- Нет. Он просто ушел. А потом мы с ним встретились в саду, случайно: он искал Дейдру, а я был с ней.
- И что? – Ортега делал слишком долгие паузы, и это раздражало принца.
- Вот тогда мы начали говорить. Это был первый и последний раз, когда ни он, ни я не заметили, как ушла Дейдра. Это Аларик сказал, что мне нечего делать в Школе. У меня самого, наверное, тогда бы не хватило мужества все бросить.
- Ты даже не закончил школу, не говоря уже о том, чтобы получить степень Мастера! – с наигранным возмущением воскликнул Ровен. – Зачем же ты мучил меня всеми этими занятиями и экзаменами?
- Затем, что короткая дорога всегда труднее. Ты действительно хотел бы идти по моим следам?
- Нет, - Ровен смутился. – Я представляю, сколько ты работал. Лучше уж Школа и экзамены.
Ортега кивнул, улыбаясь.
- Думаю, не представляешь. Ты идешь совсем другим путем – и тогда, и сейчас, - потом голос его чуть изменился. – Это был первый и последний раз, когда Аларик сказал мне, что делать. Все оставшееся время, всегда, я советовал ему, и я учил его. Но тогда, ночью, в саду, у него было безупречное, идеальное видение. За всю свою жизнь он сумел повторить это совершенное прозрение только еще один раз.
- И что он увидел? – Ровен напрягся.
Ортега покачал головой.
- Это тоже касалось меня. Теперь уже не важно.
- Почему отец никогда не рассказывал об этом?
- Зачем? Он и так был великим правителем. Ему не нужно было ни оправдываться, ни ждать похвалы.
- А говорили, что ты хитростью и магией подчинил себе Короля.
Ортега пожал плечами:
- Ничего удивительного. Он был очень молод, я – недоучка, как еще можно было объяснить наше с ним совпадение? Хотя, как недоучка мог создать такое сильное заклятье? – и он хитро улыбнулся. – Я исполнил свое обещание? Время спать.
Ровен, зевнув, кивнул.
- А ты?
- Я еще посижу. Иди в палатку.
Как только в палатке стало тихо, Фенрир открыл глаза и уставился на Ортегу:
- Что тебя мучает?
- Ничего, наверное, - после долгой паузы ответил советник. – Просто я устал так сильно, что не могу заснуть.
- Ты, все-таки, скучаешь по ней?
- Нет, я же сказал. Это прочитанная глава. Я только с ужасом думаю, как бы лихорадочно я скучал по Аларику, если бы не Ровен, - Ортега чуть улыбнулся.
- Мне он нравится, - сообщил волк после некоторого раздумья. – Он, действительно, мне очень, по-настоящему нравится. Почти так же сильно, как ты. Он – единственный, кому бы я смог служить.
- Ты и так ему служишь.
- Нет, - резко отозвался Фенрир. – Все, что я делаю сейчас, я делаю из благодарности к тебе. С ним у меня будут свои счеты.
Очень странное выражение лица стало у советника, и Фенрир дернулся:
- Что?
- Нет, зверь, - медленно проговорил Ортега, поднимаясь. – Если ты будешь ему служить, то ты будешь просто служить – без расчетов, без загадываний, и без выгод. С ним все будет совсем не так, как со мной.
- Посмотрим, - коротко бросил волк в спину советнику, откинувшему полог палатки. – Возможно, ты просто ждешь от него слишком многого, и, в угоду чужим видениям, поступаешься своей осторожностью.
Но молчавший человек уже не слышал слов - ни тех, что угаснут, ни тех, что принесут судьбу.
Ортега тщательно укрылся, закрыл глаза, и словно провалился в сон. Обычно он легко контролировал свои сновидения, и всегда помнил о том, что он всего лишь спит. В этот раз все было по-другому: кто-то был в его сне, и он уже не мог управлять происходящим. Эта темная сущность просто сочилась ненавистью, и в ней не было ничего живого. Своим присутствием она отравляла и память и внимание, и Ортега никак не мог справиться с этой тварью. Усилием воли он смог не допустить ее к своим воспоминаниям и желаниям, но выгнать ее из сна ему не удалось. Лишь только он настигал ее, как она выстраивала сумрачные стены, пряталась в глубоких оврагах, и советник был вынужден следовать за ней, вместо того, чтобы просто стереть, вышвырнуть эти преграды из своего сна. Ощущение, что ты не можешь контролировать свой собственный сон, было ужасным.
Ортега начинал злиться, и, чем больше он терял равновесие, тем сильней становилась темная тварь. Осознав, что он не может выгнать ее из своего сна, Ортега остановился, и задумался над тем, откуда она могла взяться. Неживая темная сущность, пришедшая откуда-то снаружи, покушающаяся на его волю и желания. Хорошо, что ему достаточно опыта и мудрости, чтобы противостоять этому влиянию, а если бы на его месте был Ровен? Ровен!!!
Еще до того, как открыть глаза, Ортега почувствовал, что принца нет рядом. Выскочив из палатки, он разглядел два сплетенных тела, катающихся по земле – Ровен и Фенрир. Тишину нарушало только тяжелое дыхание обоих. Пасть волка была совсем рядом с горлом принца, а в руке Ровена блестел нож, которым он в сумасшедшей ярости кромсал бок зверя.
Глубоко вздохнув и сосредоточившись, Ортега начертал в воздухе руну Иса, после чего пронзительно свистнул. Мир словно остановился. Замершие принц и зверь еще несколько секунд глядели друг на друга, после чего Ровен первым разжал смертельные объятья, продолжая держать окровавленный нож.
Очень медленно Фенрир отполз в сторону и попытался встать. Из его левого бока хлестала кровь, растапливающая ослепительный снег. Покачиваясь, волк оперся о ствол сосны, к которому вечером были привязаны кони. Сейчас на этом месте болтались лишь разорванные поводья. Ровен, цепляясь за ветки и сплевывая кровью, тоже попробовал встать, но не удержался, и повалился на снег. Ортега переводил взгляд с одного на другого, и молчал, собираясь с силами.
Глубоко вздохнув, он подкинул в костер дров, начертал руну Кеназ, и на деревьях вокруг зажглись маленькие фонарики. Взяв Ровена на руки, словно маленького ребенка, он поднес его поближе к костру, и начал осторожно освобождать от одежды.
- Он сошел с ума, - глухо прорычал Фенрир.
Ровен даже не смог открыть глаза, но лицо его исказила гримаса.
- Нет, - Ортега внимательно осматривал раны. – Я же предлагал проехать еще несколько миль, а вы меня не послушались. Здесь очень плохие места – это могильник. Тут даже останавливаться не следовало – не то, что ночевать. Похороненные здесь пытались подчинить нашу волю. Кони сорвались – животные хорошо чувствуют опасность такого рода, особенно, когда не могут себя защитить.
- Я ничего не почувствовал! – огрызнулся Фенрир.
Ровен застонал, когда Ортега начал чертить руны прямо на его теле: Тейваз, Феу, Ингуз. Потом, нарисовав двойную руну Кеназ, обернулся к волку:
- Тебя нельзя испугать, и тебе не достает чуткости! Они не знали, как с тобой управиться, поэтому пытались добраться до меня, но у них не вышло, потому что я контролировал свой сон. Ровен оказался самым слабым, и они завладели его разумом.
Закончив с рунами, Ортега прикрыл Ровена плащом, и, оставив его у огня, подошел к Фенриру.
- Показывай свой бок.
- Заживет, - буркнул зверь.
- Фенрир! – Ортега нахмурился. – Я сейчас намного сильнее тебя, не упрямься. Это же надо так исполосовать принца!
- Он сам меня чуть не убил! – рявкнул волк, и тут же понял, что попался.
Ортега еле заметно усмехнулся, и начал осматривать зверя. Ровен застонал. Фенрир дернулся и попытался отползти.
- Тебе не будет больно. Просто, когда лечебные руны только начинают действовать, чувствуешь некоторое давление и неудобство.
Фенрир что-то буркнул, но терпеливо продолжал ждать, пока Ортега закончит.
- Зачем они это сделали?
- Им нужны наши тела, вот они и попытались убить нас нашими же собственными руками. Они подчинили себе Ровена, у него наступило временное помешательство.
- Значит, Ровен должен был убить нас обоих? Тогда почему он начал с меня, а не с тебя? Ты же бы совсем рядом?
Перевязав зверя, и устроив его около огня, Ортега сплел пальцы и закрыл глаза, отдыхая.
- Очень хороший вопрос, Фенрир, - после долгой паузы проговорил советник, когда, казалось, волк уже задремал. – Действительно, почему?
На рассвете Ровен проснулся от легких прикосновений советника, проверяющего, как заживают раны.
- Ортега!
- Тише, тише, все хорошо. Все прекрасно заживает, но, боюсь, тебе придется сегодня сделать усилие, и уйти как можно дальше от этого места. Мы остались без коней.
- Ортега, ты цел?
- Все в порядке. А вот Фенрира ты чуть не зарезал.
- Неправда! – моментально отозвался волк, морщась от боли.
- Ортега! – Ровен схватил его за руку, - я не хотел! Я вообще почти ничего не помню, кроме твоего свиста.
- Так и должно быть, - советник, возящийся с котелком, кивнул. – Свист разгоняет не сами чары, а сущности, темных тварей. Сейчас, из-за рун, это почти забытое искусство.
- Почему это со мной случилось? – Ровен, бледный и несчастный, казался почти мальчиком.
- Это не твоя вина. Просто я оказался слишком силен для них.
- Они были у меня в голове. Я не знал, как от них прятаться и как себя защитить.
- Да. Я знаю, - Ортега грустно и серьезно смотрел на принца. Фенрир тихо зарычал в полудреме. – Почему ты попытался убить сначала волка, а не меня?
Очень медленно и осторожно Ровен сел. Было видно, каких усилий это от него требует.
- Я не смог, - и он впервые поднял глаза на советника. - В тот момент я мог убить кого угодно, у меня вообще не было ничего своего – только их желания, и их воля, но ты – это что-то другое. Словно у меня в голове ты окружен каменной стеной, сквозь которую никто и ничто не может пробиться. Я должен беречь тебя – что бы ни случилось. Мне было легче убить себя, Вилларда, Фенрира, всех учителей в Школе Рун, но только не тебя.
Теперь Ортега неотрывно смотрел на принца.
- И даже отца?
Ровен отвел глаза.
- Я не знаю! Не спрашивай меня, не мучай! Я должен быть с тобой, защищать тебя, служить тебе, учиться у тебя, и мне легче покончить с собой, чем позволить хоть волосу упасть с твоей головы. Что еще ты хочешь услышать?
Ортега подошел, опустился на колени, и молча обнял принца.
- Нам нужно идти, - вмешался Фенрир, встряхиваясь. – Пока солнце высоко и у нас еще есть какие-то силы.
Ортега молча складывал вещи. Принц порывался помочь ему, но каждый раз кривился от боли, и советник отрицательно качал головой.
Они, действительно, прошли в тот день несколько миль, но, когда крупными мягкими хлопьями пошел снег, Ровен взмолился, и Ортега разбил лагерь, в котором они провели три дня, наблюдая как идет снег, и радуясь, что с каждым днем становится чуть-чуть теплее. Ровен почти все время лежал в палатке, а Ортега и волк сидели у огня, иногда молчаливо переглядываясь. Напряжение между зверем и принцем сохранилось. Фенрир все понимал, но не мог забыть, Ровен чувствовал себя виноватым, и не знал, куда прятаться от холодного взгляда волка. Дошло до того, что принц начал думать, что, если бы он таки зарезал зверя, то мучился бы меньше. Фенрир, словно уловив эти мысли, совсем перестал разговаривать с Ровеном.
На четвертый день, когда снег кончился, и Ортега снял повязки с Фенрира, Ровен тоже почти пришел в себя. Помогая Ортеге складывать вещи, он весело говорил, что готов к новым приключениям. Фенрир, услышав эти слова, встряхнулся, и сказал, что ему пора, смерив принца еще одним ледяным взглядом.
- Фенрир! – вскинулся Ортега.
- Я выполнил свои обязательства, - сухо ответил волк. – Через пару миль вы выйдете на опушку, пойдете по дороге, и доберетесь до Лира. Каждую неделю из Лира отправляются к Серебряным рудникам караваны. На новолуние ваша ведьма будет во владениях Горного короля. Это совершенно точно. Если вы примкнете к каравану, который уходит в ближайшие три дня, вы сможете ее перехватить. Все.
Принц и советник переглянулись.
- Это из-за меня? – громко спросил принц.
- Я выполнил свои обязательства, - повторил волк. – Мне нечего делать в городе и с караваном. Вы должны успеть. Прощайте.
Прежде, чем Ортега или Ровен успели попрощаться, Фенрир отвернулся, и в несколько больших прыжков исчез за деревьями.
Время - удовольствия
Место - награды
Человек – тот, кто владеет
(руна перевернута)
Лир, родина матери Ровена, был самым прекрасным городом после Аверона. Или, возможно, прекрасней Аверона, но слишком они разные, и даже сравнивать трудно. Аверон – громадный, непобедимый, крепость, а не город, и небольшой, изящный Лир – с башенками, балкончиками, винтовыми лестницами и множеством деревьев. В город вели Алые ворота – такого загадочного, невероятного цвета, что их было видно за много миль.
Уставший Ровен брел по утоптанному снегу, и, не отрываясь, смотрел на это пылающее пятно. Кажется, целый мир собрался по ту сторону стены: еда, тепло, отдых – все самое простое и самое ценное. Он устал настолько, что не думал ни о волке, ни об Ортеге, легко идущем по его следам. Все тело болело, глаза слезились, и принц держался только за свою уверенность в том, что он все может, на все имеет право, и у него все получится. Ортега почти физически чувствовал состояние Ровена, но лишь тихо улыбался: во-первых, он и сам слишком устал, а, во-вторых, принц мог справиться сам. Должен справиться сам. Где-то, краешком сознания, Ровен прекрасно понимал, почему Ортега ему не помогает, но даже простое присутствие советника было жизненно важным.
Ровен был настолько сосредоточен на своем усилии, что, когда перед глазами вдруг встали Алые ворота, вокруг которых толпились люди, он был почти поражен – и этим цветом, и тем, что дорога закончена, и что все оказалось вовсе не так трудно и болезненно. Он был способен на большее – он знал это точно. Ортега, заметив, как медленно выпрямляется Ровен, и с облегчением переводит дыхание, радостно вскинул голову – он тоже хорошо знал это чувство.
- Чувствуешь себе героем? – Ортега занял место в очереди желающих попасть в город.
- Еще нет, - Ровен улыбнулся. – Но я уже к этому готов. Почему столько народа?
- Карнавал, - обернулась на вопрос полная, ярко накрашенная женщина. – Завтра здесь вообще будет столпотворение.
Ортега и принц переглянулись.
- Это плохо? – тихо спросил Ровен.
- Возможно, - медленно проговорил Ортега, пересчитывая деньги, – даже к лучшему. Есть шанс стать совсем незаметными.
Войдя, наконец, в город, Ровен завертел головой по сторонам, рассматривая стеклянные шары на деревьях и гирлянды, растянутые поперек улицы.
- Ты здесь был раньше?
- Очень недолго, - Ортега прищурился, оглядываясь.
- Меня могут узнать?
- Вряд ли. Но тебе все равно стоит быть поосторожнее: постарайся хотя бы не смотреть людям в лицо, и не снимай капюшон. Надеюсь, - добавил он озабочено, - нам найдется место на каком-нибудь постоялом дворе.
После полутора часов поиска они нашли свободную комнату в гостинице, недалеко от Алых ворот, от которых обычно отходили караваны. Ровен упал на постель, и закрыл глаза, вдыхая запах свежего, хоть и очень ветхого белья. Только сейчас начало приходить чувство усталости и какой-то потерянности. Совсем недавно у него были роскошная постель, и громадные комнаты, и лучшая еда, подаваемая на золотых блюдах. А сейчас он лежит на узкой деревянной кровати, смотрит на сыроватый низкий потолок и мечтает о горячей похлебке. Ровен, сын Аларика, правитель Аверона и этого кокетливого города. Принц, владеющий лишь уверенностью и надеждой.
Ортега, договорившись с хозяином об обеде, вернулся к воротам, чтобы узнать, когда к Серебряным рудникам отправится ближайший караван. Фенрир оказался не совсем прав – у них оставалось два дня, считая этот, и две ночи – время лишь на то, чтобы как следует отдохнуть. Ортега медленно возвращался в гостиницу, невольно разглядывая спешащих людей в масках и странных карнавальных костюмах – более вычурных и менее ярких, чем в Авероне. Весь город словно собирался с силами, предвкушая завтрашний праздник.
Вернувшись в комнату, советник обнаружил крепко спящего принца и немного похлебки в кастрюльке. Клонящееся к западу солнце раскрасило комнату в теплые тона, снег во дворе чуть подтаял, и все вокруг блестело. Ортега привычно придвинул табуретку к окну, так, как дома, и посмотрел на солнце, щурясь от удовольствия. Через несколько минут глаза привыкли к ровному яркому свету, и он перестал щуриться, стараясь каждой клеточкой впитать тепло. Успокаивая дыхание, советник выпрямил спину и впервые за долгое время полностью расслабился. Сейчас не нужно было контролировать погоду, путать следы и держать дорогу. Мир был в равновесии, сам Ортега – спокоен и доволен. Все получалось. Все подчинялось.
Он еще раз оглядел покорный мир и вдруг споткнулся. Ощущение было таким сильным, что он не удержался, и упал с неудобной табуретки. Резкий звук разбудил Ровена, который, моментально вскочив, ошеломленно уставился на лежащего на спине советника:
- Ортега! Ты в порядке?
Тот медленно встал, и неуклюже отряхнул рукава.
- Беда, Ровен, - подбирая слова, проговорил Ортега. – Наверное, одна из самых больших, что можно себе представить.
- Беда ? – в голосе принца смешивались недоверие и страх. – Разве мы не сможем с ней справиться ?
Ортега снова сел на табуретку, теперь чувствуя себя крайне неуютно.
- У нас нет выбора. Мы должны с ней справиться.
Принцу очень не понравилось, как он это произнес.
- Ты не расскажешь, в чем дело? – осторожно спросил он.
- Конечно, расскажу, – Ортега вздохнул. – Нас преследует Ловец. Очень хороший ловец. С ним будет по-настоящему трудно.
По лицу принца явно было видно, что он не понимает, в чем проблема, но очень хочет понять. Ортега был напряжен и печален.
- Ты не знаешь, кто такой ловец?
Ровен лишь виновато развел руками. Ортега кивнул:
- Теперь приходится исправлять собственные ошибки. Я должен был настоять, чтобы ты выучил все эти вещи.
Принц скривил уголок рта:
- Этот ловец, он, как Фенрир, идет не по следам, а просто чувствует путь?
- Нет. Никто не умеет ходить так, как Фенрир. Этот человек идет именно нашим путем, по нашим следам, он ловит тень.
- Но, разве ты не можешь просто запутать дороги?
- Я не могу спрятать собственную тень.
- Но, ведь мы вышли намного раньше. Как он может нагнать нас? – Ровен замер посреди комнаты.
- Мы сами прокладываем дорогу, а он пользуется нашими усилиями. Ты даже не представляешь, как быстро он нас настигнет.
- Откуда он вообще взялся? Зачем ему это нужно? – принц чувствовал себя беспомощным, и от этого раздражался все больше и больше. Он начинал злиться на Ортегу, сломавшего ощущение покоя своими мрачными предупреждениями.
Советник, не шевелясь, смотрел на принца. И вдруг Ровен понял, и вся его злость исчезла без следа.
- Виллард!
Ортега только кивнул.
- Он хочет нас вернуть? – Ровен медленно отвернулся к окну.
- Это не под силу одному ловцу, даже очень хорошему. Он просто найдет нас, проложит самую короткую дорогу, и по этой дороге за нами приедут, - советник смотрел перед собой.
- Неужели Виллард надеется таким путем вернуть скипетр? Ведь мы могли его спрятать, или продать, или потерять. Откуда эта уверенность, что поймает нас, и все наладится?
- Нет, - совсем тихо вдруг проговорил Ортега. – Он вовсе не надеется, что все наладится. Он просто хочет нас поймать.
Ровен оглянулся на советника.
- Вы ведь никогда не ладили. Почему ты думаешь, что знаешь его?
- Я должен был сообразить, - Ортега отвечал скорее своим мыслям. – Это был самый простой и эффективный ход. Виллард, действительно, умен.
Ровен напрягся.
- Ты считаешь, он будет лучшим правителем? Тогда к чему все это? Если даже ты меня предаешь, остается лишь дождаться этого ловца. Мне больше нечего искать, и не на что надеяться.
Удивленно приподняв бровь, советник оглядел дрожащего принца с головы до ног:
- Ты сам не веришь в то, что говоришь! И ты бы сам не начал этот путь, если бы подспудно не чувствовал, что ты сильнее, умнее и быстрее. Ты же никогда не проигрывал, Ровен. Даже в детстве, в любых играх – ты никогда не начинал игру, если не был уверен, что выиграешь.
- Я не начинал эту игру! – вдруг выкрикнул принц, и Ортега вздрогнул.
Мгновение он в горестном изумлении смотрел на Ровена, а потом медленно подошел и присел на колени.
- Я принял это решение. И я до сих пор считаю, что оно – правильно. Ты просто очень устал.
- Да, - Ровен лег на постель и уставился на потолок. – Так что мы будем делать с этим ловцом? – спросил он немного другим тоном после длинной тишины. - Неужели ты ничего не можешь сделать? Ты же Хозяин, а он – просто ловец, пусть даже и самый лучший.
Что-то изменилось в лице советника, словно капли дождя зависли на мгновение по его вздоху, но через мгновение все ушло бесследно.
- Подумаем завтра, - Ортега сел к столу, пряча глаза. – У нас еще есть время, и на дорогу, и на отдых. Здесь потрясающие карнавалы, тебе стоит посмотреть.
- Хорошо, - равнодушно отозвался принц, отворачиваясь к стене.
Советник обернулся, рассматривая вздрагивающие плечи, но смолчал. Лег он поздно, а проснулся от яркого солнца, светившего прямо в лицо. После ночевок в лесу постель показалась слишком неудобной, снов не было, и он не выспался. Ровен, казалось, проснулся еще более уставшим, чем ложился: вокруг глаз пролегли глубокие тени, лицо совсем осунулось, а в каждом жесте скользили раздражение и недовольство. Он явно не находил себе места, все ему не нравилось, есть он не мог, и избегал смотреть в лицо советнику.
Ортега хорошо чувствовал состояние принца, но не мог понять причин подобной перемены. Дело было не только в усталости, но, все, что мог сделать советник – просто позволить Ровену отдохнуть и побыть в одиночестве; кое-как позавтракав, он сказал, что идет прогуляться, и порекомендовал принцу последовать этому примеру. Ровен что-то буркнул, и снова лег на кровать. Ортега тихо вышел, почти с облегчением закрыв за собой дверь – ему самому было невыносимо смотреть на Ровена, находящегося в таком состоянии.
Убедившись, что советник ушел, принц вскочил, и начал бродить по комнате. Все было плохо, все было не так, это Ортега втянул его в какую-то сумасшедшую игру, и, конечно, он что-то скрывает. Ровен не сомневался, что все, что делает Ортега – идеально правильно и всегда к лучшему, вне зависимости от того, как это выглядит со стороны, но сам факт, что советник все знает лучше, и все прощает, и понимает, и заботится, любит и бережет, почему-то вызывал раздражение.
Побродив какое-то время кругами, Ровен решил, что сам портит себе жизнь, и, действительно, лучшее, что можно сделать – просто пойти гулять по городу, тем более, что деньги у него были. В конце концов, он может себе позволить хорошее вино, приличную еду, и что-нибудь еще, чтобы хоть на время выкинуть из головы весь этот ужас. Выходя на залитую солнцем улицу, принц подумал, что Ортега опять оказался прав.
Ортега неторопливо брел по узким улочкам, наслаждаясь утонченными башенками и красивыми людьми, спешащими на площадь. Он не хотел находиться в толпе, да и мысль о веселье его скорее утомляла, поэтому он старался уйти как можно дальше от шума праздника. Чем дальше от центра он отходил, тем тише становилось вокруг, дома были все беднее, а людей – все меньше. Советник неторопливо смотрел по сторонам, и думал, что сероглазой ведьме с рыжими волосами понравился бы этот город с запутанными улочками и двухэтажными маленькими домиками, укрытыми снежным одеялом. Он вовсе не думал о Тэрении, но, в какой-то момент, воспоминание вдруг обрушивалось и сжимало сердце, и, стараясь избавиться от этого чувства, он оглядыва лся, словно надеясь увидеть ее – хоть краем глаза.
Конечно, там никого не было – лишь его собственные следы на снегу, алые снегири на резных оградах и смутные образы. Зато послезавтра вечером она будет на перевале – Ортега знал это точно. Послезавтра вечером он увидит ее.
Ровен отправился в ближайший трактир, и заказал обед – много мяса и хорошего вина. Он знал, что и хозяин, и служанка с интересом рассматривают щедрого посетителя, но чувствовал себя легко и беззаботно. Потом он зашел к портному и купил роскошный новый плащ – очень теплый, мягкий и легкий, к которому докупил черную бархатную маску, и, чувствуя себя красивым и богатым, поспешил на площадь.
Там уже вовсю гремела музыка и горело множество огней. Вокруг были расставлены столы с бесплатным угощением, у которых толпились люди, расталкивая друг друга локтями. Чуть дальше, у разноцветных палаток, где продавали сладости, очередь была меньше, но тоже шумно и тесно. Ровен, вдыхая полной грудью аромат праздника, начал пробираться к одной из палаток. Его толкали и отпихивали, девушки ему улыбались, кто-то бурчал, что он слишком нахален, а он, ощущая, как быстро начала бежать по жилам кровь, только хохотал во все горло.
Выпив кружку пива и съев несколько жареных в масле пирожков, которы е показались ему вкусней всего, что он когда-либо ел в Авероне, Ровен ринулся к центру площади, где молодежь танцевала и флиртовала. Он сразу подхватил какую-то девушку, потом другую, потом чуть с кем-то не подрался, потом обнаружил, что потерял свою маску, и тут же сорвал другую с какого-то недотепы, и уже почти начал скучать, но тут увидел девушку с рыжими волосами.
В ней было что-то настолько яркое, что принц замер. Ровен смотрел и смотрел, и не мог оторвать глаз, словно то, что он видит – самая важная на свете вещь. Рыжие волосы… Ну, конечно! Тот самый цвет, который, оказывается, он так хорошо запомнил, и та же осанка. Рыжая ведьма. За которой не нужно больше никуда ехать – вот она – и Ровен начал пробираться сквозь хохочущую толпу. На мгновенье мелькнула мысль, что это не может быть Тэрения, она только похожа на Тэрению, но он тут же забыл о своем подозрении. Рыжая головка виднелась где-то далеко впереди, и он, путаясь в непривычно длинном плаще, никак не мог ее догнать. Он уже миновал площадь, свернул на какую-то улочку, потом еще одну, и обнаружил, что оказался в тупике. Вдалеке виднелся тусклый фонарь, освещающий обшарпанную красную дверь. Беглянке просто больше некуда было деться – и Ровен распахнул ногой деревянные створки.
Спертый воздух и чадящие свеч и на мгновение ошеломили его, он замер, пытаясь разглядеть, куда попал, но, еще до того, как глаза привыкли к свету, он услышал восторженный крик и догадался:
- Ой, какой хорошенький!
Ровен оглянулся: со всех сторон к нему спешили полуодетые женщины – молодые, и не очень, но все, как одна, соблазнительные и улыбающиеся. Они тянули его за одежду, обнимали за плечи, шептали нежности на ушко, гладили волосы, и без умолку щебетали:
- Разве я тебе не нравлюсь?
- Посмотри на меня, красавчик!
- Клянусь, я могу удивить тебя!
- Ты не пожалеешь…
Среди них не было рыжей девушки.
- Кого ты высматриваешь, милашка?
- Рыжую! – выкрикнул Ровен. – Я хочу рыжую с длинными пышными волосами и в зеленом платье!
- Да он разборчив! – раздался смех.
Вперед вышла полная красивая женщина в темно-красном платье:
- Не знаю, откуда ты узнал об этом, но ко мне только вчера пришла именно такая девушка, которую ты описал. Я приведу ее, но тебе придется подождать…
На мгновенье примолкнувшие девушки снова защебетали:
- Ты не соскучишься, красавчик!
- Я буду не хуже той, рыжей!
- А хочешь сразу двоих?
Ровен выхватил из толпы выкрикнувшую это блондинку, и прижал к себе:
- Меня на всех хватит, детка. И на тебя, и на брюнетку, и на рыжую, которая мне нужна. Ночь-то длинная!
Его слова заглушил восторженный смех. Кто-то протянул ему стакан с вином.
Ровен пил и не пьянел. Он как-то странно чувствовал себя – все понимал, все осознавал, но не хотел прикладывать ни малейшего усилия. Отдаваться было приятно. Он устал, слишком устал быть сильным и хорошим. Все равно Ортеги здесь нет, никто не поучает и некого стыдиться, оставалось лишь наслаждаться происходящим. Он лежал на громадной постели под балдахином, простыни были несвежими , а по обеим сторонам – блондинка и брюнетка. Ровен что-то делал, и, в тоже время, словно наблюдал себя со стороны, и все казалось таким грязным и нелепым, что, конечно, это не мог быть он – просто какой-то чужой и незнакомый человек, к которому сам Ровен не имел никакого отношения. Это была безумная ночь – много плоти, много вина и очень мало удовольствия. Он старался подхлестнуть себя, он требовал лучшего вина и других девушек, но вино не пьянило, а среди женщин не было ни одной рыжей. Это была его последняя внятная мысль, пришедшая одновременно с рассветом: почему в этом проклятом городе нет ни одной шлюхи с рыжими волосами?
Принц проснулся от холода: он лежал прямо на земле, босой и в каком-то тряпье, а вокруг него медленно опускался хлопьями снег. Уже давно расцвело, мимо проходили люди, а Ровен все никак не мог встать – голова трещала и ноги подкашивались. Принц понятия не имел о том, где находился и как он сюда попал. Цепляясь за стену, он встал, и, с ужасом чувствуя, как онемели от холода ноги, робко начал подходить к прохожим, пытаясь выяснить, где же находятся Алые ворота, возле которых расположен его постоялый двор.
В конце концов, какой-то торговец милосердно объяснил оборванцу, как и куда идти, и дал несколько монет – купить хоть какую-нибудь обувь. Ровен даже не поблагодарил его – настолько у него в голове все перепуталась – и рыжая ведьма, и прошлая ночь, и Ортега. Лицо Ортеги, когда советник увидит принца – грязного, полупьяного, нищего, оборванного и обворованного и опоздавшего к отходу каравана.
Мчась к гостинице, Ровен поймал себя на мысли, что совсем не хочет туда возвращаться – он не хочет видеть Ортегу, выслушивать упреки и что-то объяснять. Конечно, если бы можно было уйти куда-нибудь еще, он бы так и сделал; просто сейчас - больше некуда. И тут же пришла другая мысль – подействовавшая как холодный душ: каким трусом нужно быть, чтобы сбежать! И каким дураком, чтобы ждать, что Ортега скажет хоть слово упрека! Конечно, не скажет, и не в Ортеге дело – принц просто не хотел снова возвращаться к этой дороге и постоянным, непроходящим усилиям, которые все равно ни к чему не приводят. Ведь иногда все бывает так просто. И где-то есть легкие дороги – и Ровен замер, схватив себя горло, и стараясь вдохнуть.
Нет, нет никаких легких дорог, они вообще идут не по дороге, и если сейчас он сам не признается себе в том, что сделал грандиозную глупость, и все произошедшее – только его вина, то он навсегда останется здесь, на середине пути, жалея себя и упиваясь своей слабостью. А Ортега уйдет – не ожидая и не оглядываясь. Ортега уйдет, бросив его, как старый бесполезный башмак. Ортега не будет тратить время на объяснения. Объяснения, что Ровен и так себя наказал. Принц стоял посреди дороги, а вокруг него падал и падал снег.
С трудом встряхнув оцепенение и ощущая себя грязным и глупым, он вошел в гостиницу. Хозяин, было, хотел его выгнать, и Ровену понадобилось еще четверть часа, убеждая упрямого старика, что он тут живет. Когда, наконец, принц вошел в комнату, Ортега даже не шевельнулся, продолжая сидеть спиной к двери и смотреть на снег. Ровен медленно сел на постель, вдруг почувствовав себя дома. Здесь, рядом с Ортегой – тонким, бледным, все было в порядке, так, как должно быть. Еще немного, и все проблемы будут решены, а боль уйдет.
Ровен закрыл гла за, пытаясь осознать этот перепад в отношении. Ночью он был готов убить вечно безупречного советника, а теперь, лишь увидев его, чувствует себя в безопасности и под защитой. Чувствует, что его любят и берегут. И все беды, неудачи, поражения и глупости кажутся мелкими и незначительными. Вот у окна стоит спокойный Ортега, и в мире все снова на своих местах.
- Ты в порядке? – тихо спросил Ортега, не поворачиваясь.
- Нет, - после долгой паузы ответил принц, - мне еще никогда не было хуже. Я наделал невероятное количество глупостей. Меня обокрали, я не спал всю ночь, и я чувствую себя выпотрошенным. Я очень виноват перед тобой.
- Я тут не причем, - спокойно отозвался Ортега. – Ты просто получил урок – наверное, один из самых главных уроков в своей жизни – ты узнал, как расплачиваются за слабость и потерю контроля. Ты счастливчик, Ровен – ты вернулся живым и здоровым, лишь на время утратив свою внутреннюю уравновешенность, но это вернется.
- Мы упустили караван? – глухо проговорил Ровен.
- Да. Мы не сможем настигнуть Осеннюю ведьму на перевале, - и советник еле слышно вздохнул. - Более того, как я понимаю, мы остались без денег, и ни один торговец не возьмет нас с собой, тем более, что у тебя даже нет приличной одежды. Нам придется добираться самостоятельно, но я не представляю, как это сделать, потому что нам даже лошадей взять негде.
Советник говорил все это просто и спокойно, но Ровен почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
- Прости меня, пожалуйста!
Ортега обернулся.
- Ты узнал все, что хотел, и даже больше.
- Я все испортил, - убито проговорил принц.
- Что ты испортил? – очень мягко спросил Ортега, присаживаясь на край постели принца.
- Это было ужасно, - быстро заговорил принц, глядя перед собой, - мне показалось, что я видел эту рыжую ведьму, и я пошел за ней. Конечно, там не было никакой ведьмы, мне просто хотелось пойти, отпустить все, и я сам себе придумал, что это была она, и потом, всю ночь, на грязных простынях, с несколькими женщинами... Я не знаю зачем. Я не получил никакого удовольствия, никакой радости, просто желание забыться, сбежать от мира. Сделать реальностью игру больного разума с надеждой. Я не могу сам себе поверить – как я мог все это допустить? Как с тех пор я могу себе верить? Я сделал глупую, бессмысленную и очень грязную вещь. Там все было грязным. У меня такое чувство, что я сам себя испачкал изнутри, позволив себе вываляться в этой мерзости. Непростительно. Ужасающе… Ненавижу…
Ортега неподвижными глазами смотрел на принца, словно ожидая чего-то, самого важного, без чего все, сказанное, не имело значения. И Ровен, глядя в эти прозрачные глаза, понял. Понял, и это понимание освободило его. Он сжал пальцы советника так сильно, что кости захрустели:
- Никогда, клянусь тебе, никогда, я больше не позволю себе поддаться этому. Я больше не дам себе упасть. Я виноват, очень виноват, но я рад, что понял и научился.
Ортега закрыл глаза и улыбнулся.
- Ложись спать, Ровен. Тебе нужно выспаться, а я подумаю, что можно сделать, и как все исправить.
Ровен хотел что-то сказать, но почувствовал, как его неудержимо тянет в сон. Тихо улыбаясь, советник вышел, но, как только дверь за ним закрылось, лицо его мгновенно преобразилось: на нем появилось выражение сосредоточенности и холодного безразличия ко всему на свете. Очень быстро, сохраняя все то же безучастное выражение лица, Ортега прошел через город, дошел до Алых ворот, и выскользнул за тяжелые створки. Сойдя с дороги, он вошел в лес, остановился, закрыл глаза, и, через мгновение, вокруг него начал дымиться снег.
Ровен проснулся, когда уже стемнело. Все так же чувствуя себя совершенно разбитым, он подошел к окну, и уткнулся горячим лбом в стекло, надеясь, что это хоть немного облегчит боль. Постояв так несколько минут, он поймал себя на мысли, что у Ортеги тоже есть такая привычка – лбом в стекло, и тут же встревожился, что советника нет так долго. Постель была нетронута, несколько серебряных монет – все их деньги, так и остались на столе.
Принц подумал, что следовало бы поесть, но при мысли о еде начинало подташнивать. Он походил от окна к окну, полежал на кроватях, уже почти собрался прогуляться, но испугался – своей слабости, безволию, растерянности, и решил не рисковать. Если Ортеги целый день не было дома, значит, он задумал что-то важное, и, лучшее, что можно сделать – просто не мешать ему. Ровен вдруг непроизвольно улыбнулся, сам себе удивился, а потом улыбнулся еще шире – теперь уже сознательно. Кажется, у него получилось. Не все, не сразу, но ушли страх и нетерпение, появились абсолютное доверие и спокойная уверенность.
- Удачи тебе, Ортега, - громко проговорил принц, отворачиваясь от окна.
Посидев в задумчивости еще несколько минут, он вернулся в постель, закрыл глаза и проснулся от звука открываемой двери. Солнце заливало золотым светом деревянные полы, от чего они казались янтарными. Донельзя уставший советник с кругами под глазами, стараясь не шуметь, снял грязный плащ, и тяжело опустился на табуретку.
- Ортега?
- Выспался? – отозвался Хозяин.
- Где ты был?
Советник еле заметно вздохнул, и лицо его осветилось.
- Выяснял, где наша ведьма, и куда нам теперь следует ехать.
- Ты ходил к вытаскивающему руны? – Ровен резко сел.
- Нет, что ты. Я догнал Фенрира и попросил его рассказать о ее следах, и о том, где мы теперь сможем ее перехватить.
- Ты нагнал волка? Но, ведь он дня четыре как сбежал от нас…
На лице советника мелькнула тающая улыбка.
- Если сердце близко, то расстояния и время не имеют никакого значения, - и, поймав ошеломленный взгляд принца, добавил с насмешкой, - все-таки, хоть иногда, но я - Хозяин. Должно же хоть что-то у меня получаться лучше, чем у всех! - и добавил другим тоном, сминая удивление Ровена. - Мы должны двигаться к морю.
- А перевал? – неуверенно спросил принц.
- У меня было чувство, - размерено ответил Ортега, - что нам уже нет смысла ехать туда. Фенрир подтвердил мое предположение. У нас есть шанс перехватить ее на берегу.
- К морю? – с еще большим недоумением отозвался Ровен. - А когда и где?
Ортега сплел кончики пальцев:
- Я не знаю, и Фенрир не смог мне помочь. Остается только быть чуткими и следовать за лунным светом. Если все будет правильно и своевременно, мы не сможем ошибиться.
- Речь идет о Гардере, портовом городе, нашем последнем рубеже, я правильно понимаю? Но, до него ужасно далеко!
- У нас нет выбора. Фенрир сказал, что нам ни в коем случае нельзя идти к перевалу.
- Почему? – напряженно вскинулся принц.
- Не знаю. Просто я и сам это чувствую. Мы должны обойти перевал.
- Но это будет еще дальше! – Ровен окончательно растерялся.
- Это единственный и лучший путь. Нам остается только доверять, - и советник развел руками.
- Не зная, когда и где, доверяя лишь твоим предчувствиям? Даже если мы попадем туда, мы не будем знать, когда она появится, и появится ли вообще. Ортега, это же безумие!
Советник сидел, опустив голову. Принц помолчал.
- Хорошо, - наконец просто сказал он. – Что нужно сделать сейчас?
Ортега опять вздохнул, и пересел на кровать.
- Сейчас я буду спать. А потом мы будем решать проблему с Ловцом.
- Клянусь рунами! – Ровен схватился за голову. – Еще и это!
Ортега лег и закрыл глаза:
- Да. И это тоже. Но это уже решенная задача. Это не слишком приятно и правильно, но, сейчас это лучший выход.
- Что? – жадно спросил принц.
Советник не ответил. Ровен всплеснул руками, но спорить уже не было смысла – судя по ровному глубокому дыханию, Ортега уже спал.
Принц бы с величайшим удовольствием последовал этому примеру, но спать не хотелось. Хотелось позавтракать и размяться. Поразмыслив, Ровен спустился в таверну, где с трудом влил в себя какую-то ужасную похлебку, а потом еще час гулял вокруг гостиницы. Когда, наконец, он вернулся в комнату, то, к своему громадному удивлению, обнаружил там только хмурого человека с длинной темной бородой. Очень опасного человека, спокойно стоящего у окна, и быстро обернувшегося на шаги Ровена.
- Простите, - быстро проговорил принц, отступая. – Я ошибся дверью.
Однако, дверь за его спиной захлопнулась. Ровен почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Не страх, нет. Скорее бешенство и тревога за Ортегу. Бородатый человек продолжал смотреть на принца.
- Что вам нужно? – проговорил Ровен, сам удивляясь металлическим ноткам, зазвеневшим в голосе.
Бородач продолжал молчать. Ровен хотел сказать еще что-то, а потом решил, что молчать разумней. Он стоял, загораживая тишину вскинутой головой и расправленными плечами, готовясь к удару. И бородатый человек вдруг опустил голову, а потом улыбнулся:
- Забавно, что ты не узнал меня…
Голос его был совсем незнакомым, но вот интонации…
- Ортега?
Бородатый человек улыбнулся еще шире:
- Бэрак, Ловец.
Ровен перевел дыхание и сел на кровать:
- Как ты это сделал?
- Это одна из самых сложных магических задач. Использование Перт, Кеназ и Райдо – вряд ли ты сумеешь этому научиться.
Ровен передернул плечами:
- Я и не собираюсь! Этот Бэрак именно так выглядит? И зачем вообще этот спектакль?
Бэрак, а вернее Ортега, чуть скривился:
- Затем, что это идеальный способ завести нашего Ловца в ловушку. Он совсем скоро придет сюда, прямо по нашим теням, и очень нескоро отсюда выберется.
- Почему?
- Потому что его обвинят в воровстве и в распространении фальшивых монет.
- Он вор и фальшивомонетчик? – уточнил Ровен.
- Нет. Это мы в его обличье станем ворами – потому что нам очень нужны лошади, и тебе придется их украсть. И мы в его обличье станем фальшивомонетчиками – потому что денег у нас нет, а нам жизненно необходимо купить провизию и одежду для тебя.
Ровен ошеломленно смотрел на советника, а потом затряс головой:
- Клянусь рунами, это все дурной сон! Ортега, ты ли это? Ты вообще не можешь предлагать таких вещей! А я не могу воровать коней! Я же принц, и, в конце - концов, я честный человек, и просто не умею это делать! – задумчиво добавил он. - Меня поймают и побьют!
Ортеге явно потребовалось усилие, чтобы не рассмеяться:
- Нет, Ровен. Не поймают, и это будешь не ты. Уже не ты. Посмотрись в зеркало, - Ровен вскочил. - Украсть коня, еще и с помощью магии, не так уж трудно, уверяю тебя. Не волнуйся так. Я буду рядом, и защищу тебя заклятьем. Все когда-нибудь происходит в первый раз, - и в глазах Ортеги мелькнуло что-то сумасшедшее.
Принц потрясенно осматривал свою бороду в осколок зеркала.
- Не могу поверить!
- Пойдем, - проговорил советник, распахивая дверь. – Сейчас нам нужно потратить кучу фальшивых монет и.
- А где ты взял фальшивые монеты? – на лице Ровена отражалась такая растерянность, что Ортега, все-таки, не выдержал, и расхохотался.
- Там же, где и наш новый облик! Пойдем, нам нужно выйти незаметно, и присмотреть коней, - Ортега распахнул дверь. - Это будет даже забавно, обещаю, - и он подтолкнул ошеломленного принца, похожего на Бэрака даже больше, чем Ловец сам на себя.
Время – чистоты
Место – застоя
Человек – тот, кто прячет
Квентин, Весенний колдун, оглянулся на едущих за его спиной усталых людей. У Тэрении было совершенно изможденное лицо и какие-то фиолетовые губы, Вард, как обычно, был мрачен и раздражен всем на свете. Сам Квентин ничуть не устал, и чувствовал себя прекрасно, но он натянул поводья и спешился.
- Что? – Тэрения вскинулась, словно ожидая увидеть опасность, внезапно выросшую на пути.
- Ничего, - спокойно отозвался колдун, расседлывая коня. – Мы просто устроим привал.
- Зачем? Какая глупость! Середина дня! Мы бы могли еще столько проехать, - Вард холодно смотрел на Квентина.
- Нам всем нужно отдохнуть, - еще спокойней отозвался Квентин.
Тэрения молча слезла с лошади, села у дерева и закрыла глаза. Вард с видимой неохотой последовал ее примеру. Квентин начал расседлывать лошадей. Когда он закончил, то обнаружил, что ведьма спит, продолжая опираться спиной о ствол. Вард проследил его взгляд:
- Почему она так устает? По ней не скажешь, что она слабая.
- Она несет тяжелый груз, - Квентин неотрывно смотрел на девушку. – И она делает слишком много всего и сразу – путает следы, держит погоду, ищет путь.
Вард прикоснулся к мокрой холодной земле.
- Ей уже не нужно держать погоду. Чем ближе к перевалу, тем теплее. На юге, у моря, уже расцветают подснежники.
- У моря, - мечтательно повторил Квентин, и еле заметно вздохнул. – Давай-ка поставим палатки.
Вард, кривясь, начал возиться с тяжелой тканью. Колдун осторожно перенес девушку в палатку, и взялся за приготовление похлебки. Вард, казалось, секунду поколебался, стоит ли предлагать свои услуги, но потом отвернулся с безучастным видом.
Когда ароматное варево закипело, мужчины молча поели. Тэрению они решили не будить, и до заката просидели в молчании и каком-то оцепенении. Не хотелось ни спать, ни есть, ни что-либо делать. Квентин сам себе удивлялся – он, вроде, и не устал, но на него словно навалилось нежелание совершать какие-либо усилия. Возможно, все дело было в скрытности Тэрри – она так ничего и не объяснила, а на любые вопросы о конечной цели путешествия, просто качала головой. И, кроме этой скрытности, была ее постоянная холодность, которую невозможно было списать на усталость.
Тэрения была совершенно равнодушна к нему, и, чем дальше, тем безразличней она становилась. Даже с ворчливым Вардом она разговаривала больше, чем с колдуном. Конечно, Квентин вовсе не ждал, что она его полюбит, но, хоть немного тепла, участия, благодарности за все, что он делает? Ему невыносимо хотелось поговорить с ней, но при Варде это было невозможно, а отзывать ее в сторону – нелепо, словно расписываться в собственной слабости. И потом, глупо надеяться, что она разоткровенничается. Тэрения всегда была скрытной и упрямой вдобавок.
- Ты дурак!
- Что? – Квентин дернулся, и с подозрением уставился на Варда, не отбрасывающего тени. – Ты о чем?
- Ты говорил во сне, - зло улыбнулся его собеседник.
Квентин почувствовал, что краснеет.
- Объясни, пожалуйста, - стараясь говорить ровно, проговорил он.
- Я уже объяснял! Она не любит тебя, и никогда не будет твоей. Тебе не стоило ехать за ней, это была пустая надежда. Она знает, как ты к ней относишься, и старается как можно меньше говорить с тобой, чтобы не давать тебе лишнего повода надеяться.
Колдун сглотнул. Он понимал, что Вард говорит правду, но не хотел и не мог признать его правоты, от чего чувствовал себя все более раздраженным:
- Ты не можешь этого знать! Ты не предсказатель, и у тебя нет рун.
Вард только засмеялся.
- Не могу. Но знаю. Я знаю, кого она любит!
- Откуда?
- Кого?
Два вопроса прозвучали одновременно. У палатки стояла растрепанная Тэрения. В отблесках пламени ее волосы казались еще ярче.
- Откуда? – повторила она. – Ну же!
Теперь Квентин смотрел на девушку.
- У тебя все сердце исписано этим именем, - в голосе Варда мелькнуло что-то похожее на сожаление.
Ведьма невозмутимо присела у огня.
- Ты так легко читаешь в сердце?
- Некоторые надписи невозможно не увидеть…
Мгновение Тэрения смотрела на него, словно собиралась спросить, а потом отвела глаза. Квентин вдруг почувствовал себя виноватым, и почти испугался, что ведьма сейчас спросит что-нибудь у него, но она только взяла котелок, и начала внимательно изучать его содержимое. Не выдержав этой долгой паузы, Квентин полез в палатку.
- Уезжай, Квен, - голос девушки буквально пригвоздил его к земле. – Уезжай поскорей, тебе нечего здесь делать, и незачем продолжать путь, если ты надеешься на какую-то награду.
- Я не надеюсь на награду! – резко ответил он. – Я просто не могу иначе.
Тэрения промолчала. Вард еле заметно усмехнулся. Только когда из палатки донеслось ровное дыхание спящего, она еле слышно спросила:
- Зачем?
- Тебе не приходила в голову, что будет, когда мы встретимся с ним ?
Глаза ее расширились:
- Но мы не встретимся!
И тогда Вард, глядя ей в лицо, начал беззвучно смеяться.
- Так не должно быть! Этого не может случиться!
Вард продолжал смеяться.
- Но, тогда…, - она растерялась, - какой смысл продолжать путь? Если они все равно нас настигнут…?
А вот теперь Вард не смеялся, и лишь продолжал безотрывно смотреть в глаза девушке. Тэрения смотрела перед собой, и выражение лица у нее было отсутствующим.
- Независимо от того, когда и как это случится, в дороге много всего произойдет, и это может целиком изменить ситуацию, – ведьма резко подняла голову и пристально посмотрела на Варда. – Ты не предвидишь. У тебя нет способностей к предсказанию, но ты чувствуешь путь мира, почти так же, как и я. Ты знаешь, что любовь – это точка, с которой мир начинает отсчет. Ты знаешь, что при достаточной мудрости и уравновешенности, все сложится идеально, и сердце найдет сердце. И ты, конечно, не знаешь, как зовут того, кого я люблю, - в этом месте она на мгновение остановилась, - но ты точно знаешь, что у Квентина нет шансов. Да? – резко закончила она свою речь.
- Да, - подтвердил он с усмешкой. – Да.
Мгновение она еще смотрела на него:
- Спасибо.
- За что? Я ничего не делаю, и я вовсе не собирался тебе помогать.
- Наверное, именно за это, - она пожала плечами, глядя на огонь. - Мне становится легче после твоих злых щипков – словно старая кожа сползает. Я не думала, что буду так рада, что ты поехал с нами…
Он скривился, и лицо его внезапно приобрело злое выражение:
- Глупости все. Это было не мое решение, и, конечно, я никогда не забуду тебе своего разрушенного дома. Все, что ты делаешь и переживаешь, касается только тебя. Я никак не хочу вмешиваться в твои отношения с миром, Квентином, и с кем бы то ни было…
- Да, - спокойно ответила ведьма, словно и не заметив резких слов. - Конечно. Именно за это и спасибо.
Спустя два дня дорога изменилась. Приходилось все время подниматься по каменистым тропам, безуспешно кутаясь от пронизывающего ветра. Тэрения, чувствующая путь, ехала впереди, глядя перед собой невидящими воспаленными глазами. Квентину было до слез ее жаль, несколько раз он ловил себя на желании заменить ее, и тут же сам себя отдергивал. Вард, едущий последним, казалось, замечал эту внутреннюю борьбу, но только насмешливо улыбался.
Когда тропа незаметно превратилась в широкую каменистую дорогу, ведьма остановилась, тревожно оглядываясь.
- Что-то случилось? – Квентин в мгновение ока оказался рядом.
- Мне только что пришло в голову, - неуверенно проговорила девушка. – Нам опасно ехать через заставу. Нас мало, и мы слишком привлекаем внимание. К тому же, я не уверена, что у нас хватит денег заплатить за переход через Драконью расщелину.
- Что такое «Драконья расщелина»? – буркнул подъехавший Вард.
- Расщелина, разделяющая владения Горного короля. Ему же принадлежат Серебряные рудники, поэтому он очень не любит здесь чужаков. Есть только одна дорога, по которой караваны могут пройти через эти земли. Две части царства объединяет мост, возле которого находится застава. Это место еще называют перевалом через Драконью расщелину, - и Квентин обернулся к девушке. – Но, Тэрри, у нас нет выбора! Это единственный мост. Я не представляю, как долго нужно обходить Драконью расщелину.
- Ты в этом уверен? – как-то раздраженно спросила она.
- Прости…?
- Что это единственный мост?
Он чуть пожал плечами:
- Даже если это и не единственный мост, воины Горного короля не дадут нам свернуть с дороги.
Тэрения смотрела на него отсутствующим взглядом. Квентин в отчаянии повернулся к Варду:
- Скажи же что-нибудь! Неужели ты тоже думаешь, что не следует идти к заставе?
- А разве его не называют Мостом мечей?
- Что? – Тэрения подняла голову.
- Тот мост, через который мы должны переехать?
- Нет. Совершенно точно, - голос ее изменился. – А где находится Мост мечей?
Вард нахмурился:
- Я думал, именно там, на заставе. Мост через эту вашу Драконью расщелину…
- Если бы ты точно сказала, куда едешь, я бы запасся картой! – уныло бросил Квентин.
- Мост на заставе - это просто мост на заставе. У него нет названия, да его и не нужно – он один, - осторожно проговорила Тэрения, пристально глядя на Варда.
- Значит, это другой мост, - уперся Вард. – Мост мечей.
- Откуда ты знаешь? – Квентин был растерян.
- Просто знаю, - он пожал плечами. – Всегда знал, что в горах есть Мост мечей, пройдя по которому, можно выйти к морю.
- И где он? – насмешливо спросил колдун.
- Там, - спокойно ответил Вард, махнув рукой на запад. – Все время строго на запад.
Квентин задумался:
- Но, даже если там есть мост, он все равно охраняется.
- Конечно. Но совсем не так, как мост на заставе, - проговорила Тэрения, глядя на солнце, клонящееся к западу.
- Как долго на запад? – в голосе колдуна зазвучал холод.
- Недолго, - буркнул Вард и покосился на ведьму.
Она бросила выжидающий взгляд на Квентина. Он в отчаянии развел руками:
- Мне с вами двоими не справиться! На запад - так на запад! – и он дернул поводья.
Вард и ведьма посмотрели друг на друга, и последовали за колдуном.
Когда солнце почти коснулось земли, Квентин остановился, чтобы подождать еле плетущихся попутчиков, прищурился – солнце по-прежнему сильно слепило, - и словно окаменел. Чем ближе к нему подъезжала Тэрения, тем больше становились ее глаза, а на губах Вард расцвела самодовольная улыбка:
- Ну, конечно, мост. Я же говорил!
Вдалеке между деревьями виднелся широкий мост из связанных громадных бревен. На другом берегу от моста шла широкая дорога, ведущая к горе. Как разглядел зоркий Квентин, перила моста представляли собой воткнутые прямо в стволы мечи.
- Ну что же, - и колдун привстал в стременах, разглядывая вьющуюся впереди тропку, - нам повезло! Поехали!
- Я так не думаю, – разнесся вдруг ледяной голос, и трое попутчиков одновременно оглянулись.
Прямо за их спиной стояло с десяток вооруженных людей. Вперед выехал один – невысокий и коренастый. Лицо его было мрачно:
- Кто вы такие, и что вы делаете на землях Горного Короля?
- Мы заблудились, – быстро сказала Тэрения.
Вард закатил глаза. Воин презрительно оглядел ведьму:
- Откуда и куда вы едете?
-Из Лира к морю, - спокойно сказала она. – У меня сильный кашель, и я надеюсь, что морской воздух подействует благотворно. Со мной едут мой муж, - она кивнула на Варда, - и мой брат.
Колдун прикусил губу.
- Вы не похожи на больного человека, - после долгой паузы резюмировал воин. – В любом случае, вы не можете здесь проехать. Вам следует вернуться к заставе и пересечь Драконью расщелину там.
- Но…
- Это окончательный ответ. Убирайтесь.
Квентин уловил отчаянный взгляд Тэрении и мгновенно принял решение. Он сосредоточился, закрыл глаза и начертал три руны: Науд, перевернутая Тейваз, и Эваз – направляющую. Он уже почти произнес заклятье, когда неведомая сила сшибла его с коня, и заставила Тэрению что-то выкрикнуть, но он уже не смог разобрать слов.
- Я же говорил – проклятье на ваши руны! – донесся ворчливый голос Варда, и Квентин с трудом открыл глаза.
Все тело болело. Он был связан, и лежал поперек лошади Варда, было очень неудобно и унизительно. Рядом с ним шли Тэрения и Вард, а вокруг молча ехали мрачные воины Горного Короля.
- Как можно быть таким невнимательным! – ведьма заметила, что он открыл глаза, и заговорила совсем тихо, - у них же везде – и на щитах, и на сбруе были Альгиз, Тейваз и Иса. Как ты только не обратил внимание!? Еще счастье, что они тебя не убили!
- Почему вы идете пешком? – пробормотал он.
- Эти солдафоны оценили твой выбор коней, - мрачно прошептал Вард. – Что-то мне подсказывает, что мы их больше не увидим. И нам не позволили ехать верхом – так сказать, во избежание еще каких-нибудь неприятных случайностей.
Квентин застонал. Он чувствовал ярость и беспомощность от того, что так глупо попался, и, к тому же, ему было болезненно стыдно перед Тэренией.
- И что теперь? – еле слышно пробормотал он.
- Все плохо, - отозвалась девушка. – И будет еще хуже. Нас ведут в замок, думаю, к самому Горному Королю.
- Замок?
- Квен, это не гора! Это и есть замок Горного Короля!
Квентин опять застонал – теперь уже от жалости к себе и тревоги за ведьму.
- Куда уж хуже! – прошептал Вард.
Выражение лица у Тэрении при этом стало отсутствующим. Квентин почувствовал все нарастающую тревогу.
- Тэрри! Что-то еще?
Она заговорила после долгой паузы:
- Когда мы будем на мосту, где-то посредине, вы должны отвлечь их внимание. Как угодно, но от этого зависит наша жизнь.
Вард и колдун переглянулись.
- И как ты это видишь? – холодно отозвался Вард.
Один из воинов бросил на пленников подозрительный взгляд, и они временно замолчали.
- Мне все равно. Делайте что угодно, но они не должны смотреть на меня.
- Я не смогу воспользоваться заклятьями, - после некоторого раздумья сообщил Квентин. – Они всюду оставили руну Иса – я сейчас вообще ни на что не способен.
- И хорошо, - отозвалась Тэрения. – Вам не понадобятся руны. Ты же прекрасно управляешься с конями, ведь, правда, Квен?
Он понял еще до того, как она закончила фразу.
- Ты такая умная! – с восхищением пробормотал он.
- Да. А у Варда, в отличие от тебя, развязаны ноги.
Вард задумчиво посмотрел на ведьму:
- Хорошо. Надеюсь, они ничего мне не сломают, когда поймают. Ты сама подашь знак?
На них опять посмотрел хмурый воин, и она только указала глазами на Квентина.
- Я свистну, - прошептал он. – Поднебесный знает эту команду.
Вард кивнул, и в этот момент они въехали на Мост мечей. Всадники теперь ехали по двое и по трое, вытянувшись в целую кавалькаду, в центре которой находились пленники. Квентин отчаянно вертел головой, пытаясь увидеть Поднебесного. Вард прошел чуть вперед, прикидывая, как лучше оббежать всадников, едущих впереди, а Тэрения, сосредоточившись и продолжая держать руки в карманах плаща, усилием воли и руной Хагалаз рвала нитку, которой был подшит подол плаща. Когда они уже были почти на середине моста, у нее все получилось: она присела, словно чтобы поправить сапог, а на самом деле нащупала скипетр, и еле заметно кивнула Квентину, пристально за ней наблюдающему.
Все случилось очень быстро и, кажется, одновременно: Квентин громко и пронзительно свистнул, лошади испугались и шарахнулись, кто куда, Поднебесный, на котором сидел воин, говоривший с ними, рванулся к хозяину, Тэрения кинулась резко влево, к самому краю моста, а Вард, наоборот, громко крича, побежал вправо.
Прошло, наверное, не менее четверти часа, прежде чем порядок был восстановлен. Квентину разбили в кровь лицо и заткнули рот, Варду намяли бока, а Тэрении, на всякий случай, связали руки. Проходя мимо бессильно лежащего поперек коня Квентина, она успела еле заметно улыбнуться. Он ответил усталым взглядом, а потом сощурился, разглядывая сумрачный замок Горного короля, вырубленный прямо в скале.
Они въехали в громадный полутемный проход, и копыта коней гулко застучали по влажным камням. Тэрения все время спотыкалась, и была вынуждена хвататься за Варда, который болезненно кривился от каждого резкого движения: кажется, ему сломали ребро. Дорога плавно поднималась, и ведьме начало казаться, что они взбираются на гору изнутри. Внезапно коридор расширился, и превратился в большой шумный зал, из которого вели множество ходов во все стороны. Воины спешились, сняли несчастного Квентина с лошади, связали всех пленников в цепочку, и двое охранников повели их по богато убранному коридору, ведущему вверх.
Предположение ведьмы оказалось верным – их определенно вели к Горному Королю. Сворачивая в восьмой или девятый раз, Квентин подумал, что никогда в жизни не нашел бы выхода из этих каменных туннелей. Судя по встревоженному выражению лица Осенней ведьмы, она думала о том же. Тоннель становился все уже, и вдруг закончился в громадном сияющем зале, который смутно напоминал бальный зал в Авероне.
Только через несколько мгновений, когда глаза привыкли к свету, стало понятно, что этот зал совсем не похож на тот, что в Авероне. Казалось, в центре горы есть пустота, которая нигде не начинается и нигде не заканчивается. Был только каменистый пол, потолка не было совсем, по крайней мере, на первый взгляд, а безграничные стены терялись под блеском драгоценных камней. Посреди всего это великолепия словно висел в воздухе трон, сделанный, как показалось ведьме, из цельного куска хрусталя, на котором сидел бородатый человек, выглядевший на фоне этого сияния серым и невзрачным.
- Ваше величество! – два воина поклонились, потянули за собой веревку, и пленники были вынуждены последовать их примеру.
- Развяжите их! – голос Короля отразился от стен, камни словно задрожали, и у Варда едва не свело зубы. – Не люблю разговаривать со связанными людьми, - и, проследив, как падают веревки, кивнул воинам, - вы можете идти.
Они одновременно склонились, и очень громко вышли. Впрочем, в этом зале невозможно было ходить тихо. Тэрения затрясла головой, старясь избавиться от навязчивого эха. Квентин, оттерев с лица запекшуюся кровь, начал сосредоточено растирать запястья. Хмурый Вард скрестил руки и уставился в пол.
Горный Король молчал, и, как разглядел Квентин, истово щурившийся от сияния, глаза его были закрыты. Он переглянулся с ведьмой, и еле заметно вопросительно поднял бровь. Тэрения покачала головой, и обернулась к Варду:
- Как твой бок?
- Болит, - мрачно бросил он.
- Давай я посмотрю! – Квентин удовлетворился состоянием запястий, и подошел к Варду.
С какой-то кривой усмешкой, тот снял плащ и задрал теплую рубаху. Квентин, словно лаская, провел ладонью по телу.
- Да, два ребра. Это несложно.
- Да ну? - процедил Вард.
И вдруг раздались резкие хлопающие звуки. Первое мгновение Тэрения не поняла, что случилось, а потом сообразила, какую ошибку они сделали. Горный Король смеялся, и, еще до того, как он заговорил, она в бессильной ярости сжала пальцы.
- Значит, бедная больная девушка с мужем и братом? – насмешливо проговорил Горный Король. – Абсолютная бесстрашная девушка, строящая стратегические планы, с братом, умеющим накладывать заклятья и лечить рунами, и мужем, таким спокойным и невозмутимым, как будто он стоит перед гончаром, а не Горным Королем.
Вард опустил рубашку. Тэрения подавила вздох и встретила насмешливо-презрительный взгляд Короля.
- Неужели вы думаете, я не смогу узнать гордую осанку учеников школы Аверона и эту непрошибаемую самоуверенность, ощущение, что весь мир вам подвластен, а все вокруг – примитивные людишки, недостойные ни внимания, ни уважения?
- Это неправда! – возмутился Квентин.
Тэрения посмотрела на Варда. Тот опустил голову.
- Почему вы не пошли через заставу? – резко спросил Король, чуть подавшись вперед.
Квентин едва заметно повел плечами:
- У нас не было денег.
- Вы могли отработать, - ответил Король. – В конце концов, продать одного из своих коней. Итак, я спрашиваю еще раз – почему вы не пошли через заставу?
Тэрения уже открыла рот, чтобы ответить, но вдруг заговорил Вард:
- Мы поспорили.
- Поспорили?
- Что есть другой способ перейти через Драконью расщелину, и что Мост мечей действительно существует. Я выиграл.
- В самом деле? – сухо осведомился Король. – И что?
- Вороного коня, - невозмутимо парировал Вард, - которого забрали ваши воины.
Горный Король снова перевел взгляд на ведьму.
- Вы лжете, – спокойно сказал он. – Я уверен, что у вас были причины, не идти через заставу. Я также уверен, что вся та возня, что вы устроили на мосту, имела какой-то смысл, и зачем-то была очень вам нужна. Если вы думаете, что вам удастся обвести меня вокруг пальца, вы ошибаетесь. Я хочу знать, в чем дело, и говорю это прямым текстом, - глаза его блеснули алмазным блеском.
- Вы вообще кому-нибудь верите? – вежливо осведомился Квентин.
- Я точно знаю, когда мне лгут, - отрезал Король.
Трое пленников переглянулись. По громадному залу гулко бродил ветер, камни холодно переливались в лучах заходящего солнца, и казалось, что время остановилось.
- Рассмотрим ситуацию с другой стороны, - вдруг прервал молчание Король. – Мы могли бы договориться.
Квентин выжидающе посмотрел на Тэрению. На лице Варда появилось привычное презрительное выражение.
- Вы ошибаетесь, - голос девушки прозвучал мягко. – Вы действительно ошибаетесь, считая, что мы хоть в чем-то ровня вам, и можем заключить сделку. У нас нет абсолютно ничего, что бы могло вам понадобиться или пригодиться. Это совсем другой путь, и вы не имеете к этому отношения. Более того, все наши способности, вместе взятые, лишь тень могущества Вашего Величества, - она слегка пожала плечами. – Я искренне удивлена, что Король тратит на нас время.
- Видишь ли, Осенняя ведьма, - медленно проговорил Король, – если бы ваш путь действительно никак не был связан со мной, вы бы спокойно шли через заставу, а сейчас, стоя передо мной, вы бы не старались увильнуть, а просто рассказали все, как есть. Но вы, говоря правду, скрываете истину, оставляя мне вопросы, и, клянусь, вы не выйдете из моих владений, пока я не получу свои ответы.
- Вы предпочтете нас убить, нежели остаться без этих ответов ? – холодно бросил Квентин.
Король еле заметно улыбнулся:
- Даже оставив в живых, человека можно уничтожить. Смерть безвозвратна, поэтому и милосердна. Я просто дам вам время. Бесконечно много времени на раздумья! – и он хлопнул в ладоши.
Появились два воина, теперь других, как показалось внимательному Квентину.
- На нижний уровень их! Как только они захотят что-то мне рассказать – немедленно привести. Выполняйте!
- Как же жаль коней! – пробормотал Квентин, покидая громадный зал.
Вард лишь фыркнул.